Неточные совпадения
Даже и благородного ничего не было; напротив,
лицо мое было такое, как у простого мужика, и такие же большие ноги и руки; а это в то время мне казалось очень стыдно.
Все как-то мне не удавалось: я сделал ошибку в начале вычисления, так что надо было все начинать сначала; мел я два раза уронил, чувствовал, что
лицо и руки
мои испачканы, губка где-то пропала, стук, который производил Николай, как-то больно потрясал
мои нервы.
Я спрятал тетрадь в стол, посмотрел в зеркало, причесал волосы кверху, что, по
моему убеждению, давало мне задумчивый вид, и сошел в диванную, где уже стоял накрытый стол с образом и горевшими восковыми свечами. Папа в одно время со мною вошел из другой двери. Духовник, седой монах с строгим старческим
лицом, благословил папа. Пала поцеловал его небольшую широкую сухую руку; я сделал то же.
Наконец после хорошенькой Катеньки, которая, улыбаясь, вышла из двери, настал и
мой черед. Я с тем же тупым страхом и желанием умышленно все больше и больше возбуждать в себе этот страх вошел в полуосвещенную комнату. Духовник стоял перед налоем и медленно обратил ко мне свое
лицо.
Но что обо мне могли думать монахи, которые, друг за другом выходя из церкви, все глядели на меня? Я был ни большой, ни ребенок;
лицо мое было не умыто, волосы не причесаны, платье в пуху, сапоги не чищены и еще в грязи. К какому разряду людей относили меня мысленно монахи, глядевшие на меня? А они смотрели на меня внимательно. Однако я все-таки шел по направлению, указанному мне молодым монахом.
Много тут было разнообразных фигур и
лиц, но все они, по
моим тогдашним понятиям, легко распределялись на три рода.
Кое-как я стал добираться до смысла, но профессор на каждый
мой вопросительный взгляд качал головой и, вздыхая, отвечал только «нет». Наконец он закрыл книгу так нервически быстро, что захлопнул между листьями свой палец; сердито выдернув его оттуда, он дал мне билет из грамматики и, откинувшись назад на кресла, стал молчать самым зловещим образом. Я стал было отвечать, но выражение его
лица сковывало мне язык, и все, что бы я ни сказал, мне казалось не то.
В ответ на все, что мне говорили, я чувствовал, как против
моей воли на
лице моем расцветала сладкая, счастливая, несколько глупо-самодовольная улыбка, и замечал, что улыбка эта даже сообщалась всем, кто со мной говорил.
Я хотел уже перестать и только посмотреться с трубкой в зеркало, как, к удивлению
моему, зашатался на ногах; комната дошла кругом, и, взглянув в зеркало, к которому я с трудом подошел, я увидел, что
лицо мое было бледно, как полотно.
Как только Дмитрий вошел ко мне в комнату, по его
лицу, походке и по свойственному ему жесту во время дурного расположения духа, подмигивая глазом, гримасливо подергивать головой набок, как будто для того, чтобы поправить галстук, я понял, что он находился в своем холодно упрямом расположении духа, которое на него находило, когда он был недоволен собой, и которое всегда производило охлаждающее действие на
мое к нему чувство.
Воображение
мое отказывалось представлять ее с изуродованным шрамами
лицом; напротив, слышав где-то про страстного любовника, оставшегося верным своему предмету, несмотря на изуродовавшую его оспу, я старался думать, что я влюблен в Сонечку, для того чтобы иметь заслугу, несмотря на шрамы, остаться ей верным.
— Ах, как я рада вас видеть, милый Nisolas, — сказала она, вглядываясь мне в
лицо с таким искренним выражением удовольствия, что в словах «милый Nicolas» я заметил дружеский, а не покровительственный тон. Она, к удивлению
моему, после поездки за границу была еще проще, милее и родственнее в обращении, чем прежде. Я заметил два маленькие шрама около носу и на брови, но чудесные глаза и улыбка были совершенно верны с
моими воспоминаниями и блестели по-старому.
— Где все теперь тогдашние Ивины, Корнаковы? Помните? — продолжала она, с некоторым любопытством вглядываясь в
мое раскрасневшееся, испуганное
лицо, — славное было время!
Валахина, верно, удивлялась, глядя на
мое красное, как сукно,
лицо и совершенную неподвижность; но я решил, что лучше сидеть в этом глупом положении, чем рисковать как-нибудь нелепо встать и выйти.
— Не правда ли, как Вольдемар (она забыла, верно,
мое имя) похож на свою maman? — и сделала такой жест глазами, что князь, должно быть, догадавшись, чего она хотела, подошел ко мне и с самым бесстрастным, даже недовольным выражением
лица протянул мне свою небритую щеку, в которую я должен был поцеловать его.
— А вы всё не написали графине,
моя милая, — сказал он жене по-французски, с бесстрастным, но твердым выражением
лица.
Частые переходы от задумчивости к тому роду ее странной, неловкой веселости, про которую я уже говорил, повторение любимых слов и оборотов речи папа, продолжение с другими начатых с папа разговоров — все это, если б действующим
лицом был не
мой отец и я бы был постарше, объяснило бы мне отношения папа и Авдотьи Васильевны, но я ничего не подозревал в то время, даже и тогда, когда при мне папа, получив какое-то письмо от Петра Васильевича, очень расстроился им и до конца августа перестал ездить к Епифановым.
Он стоял в гостиной, опершись рукой о фортепьяно, и нетерпеливо и вместе с тем торжественно смотрел в
мою сторону. На
лице его уже не было того выражения молодости и счастия, которое я замечал на нем все это время. Он был печален. Володя с трубкой в руке ходил по комнате. Я подошел к отцу и поздоровался с ним.
Как только вошел я в аудиторию, я почувствовал, как личность
моя исчезает в этой толпе молодых, веселых
лиц, которая в ярком солнечном свете, проникавшем в большие окна, шумно колебалась по всем дверям и коридорам.
Раз я страстно влюбился в очень полную даму, которая ездила при мне в манеже Фрейтага, вследствие чего каждый вторник и пятницу — дни, в которые она ездила, — я приходил в манеж смотреть на нее, но всякий раз так боялся, что она меня увидит, и потому так далеко всегда становился от нее и бежал так скоро с того места, где она должна была пройти, так небрежно отворачивался, когда она взглядывала в
мою сторону, что я даже не рассмотрел хорошенько ее
лица и до сих пор не знаю, была ли она точно хороша собой или нет.
Помню, как я оробел при этом вопросе, но как вместе с тем, совершенно невольно для меня, на
лице моем распустилась самодовольная улыбка, и я начал говорить по-французски самым напыщенным языком с вводными предложениями такой вздор, который мне теперь, даже после десятков лет, совестно вспомнить.
Увидав
мое улыбающееся
лицо и испуганную мину княжны и услыхав тот ужасный вздор, которым я кончил, он покраснел и отвернулся.
Это случилось под конец вечера, в
моих глазах, с
лицом Зухина.
Я думал, что Иленька Грап плюнет мне в
лицо, когда меня встретит, и, сделав это, поступит справедливо; что Оперов радуется
моему несчастью и всем про него рассказывает; что Колпиков был совершенно прав, осрамив меня у Яра; что
мои глупые речи с княжной Корнаковой не могли иметь других последствий, и т. д., и т. д.