Неточные совпадения
Рассуждения всех светских писателей, как русских, так и иностранных, как ни различен их тон и манера доводов, все в
сущности сводятся к одному и тому же странному недоразумению, именно к тому, что учение Христа, одно из последствий которого есть непротивление
злу насилием, непригодно нам, потому что оно требует изменения нашей жизни.
Можно находить, что ответ, данный Христом, неправилен; можно выставить на место его другой, лучший, найдя такой критериум, который для всех несомненно и одновременно определял бы
зло; можно просто не сознавать
сущности вопроса, как не сознают этого дикие народы, но нельзя, как это делают ученые критики христианского учения, делать вид, что вопроса никакого вовсе и не существует или что признание за известными лицами или собраниями людей (тем менее, когда эти люди мы сами) права определять
зло и противиться ему насилием разрешает вопрос; тогда как мы все знаем, что такое признание нисколько не разрешает вопроса, так как всегда есть люди, не признающие за известными людьми или собраниями этого права.
Развращает, озлобляет, озверяет и потому разъединяет людей не воровство, не грабеж, не убийство, не блуд, не подлоги, а ложь, та особенная ложь лицемерия, которая уничтожает в сознании людей различие между добром и
злом, лишает их этим возможности избегать
зла и искать добра, лишает их того, что составляет
сущность истинной человеческой жизни, и потому стоит на пути всякого совершенствования людей.
Он не был в
сущности злой человек, но принадлежал к числу тех сластолюбивых стариков, для которых женщины — все и которые, тонко и вечно толкуя о красоте женской, имеют в то же время об них самое грубое и материальное понятие.
Неточные совпадения
— Он, как Толстой, ищет веры, а не истины. Свободно мыслить о истине можно лишь тогда, когда мир опустошен: убери из него все — все вещи, явления и все твои желания, кроме одного: познать мысль в ее
сущности. Они оба мыслят о человеке, о боге, добре и
зле, а это — лишь точки отправления на поиски вечной, все решающей истины…
В
сущности, это учение о Промысле оборачивается оправданием
зла.
В центре моей мысли всегда стояли проблемы свободы, личности, творчества, проблемы
зла и теодицеи, то есть, в
сущности, одна проблема — проблема человека, его назначения, оправдания его творчества.
Дух времени, обоготворенный Гегелем, в
сущности, всегда заключает в себе обманное и
злое начало, потому что время в известном смысле есть обман и
зло.
Меня возмущало освящение «эмпирической» действительности, действительности государственной, бытовой, внешне церковной, как будто за
злой эмпирикой стоит добрая
сущность.