— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы,
несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
Неточные совпадения
Итак, твердо веруя,
несмотря на всё, что может вооружиться против нас, в несомненное торжество во всем мире основ, выраженных в
этом провозглашении, мы прилагаем здесь свои подписи, надеясь
на разум и совесть человечества, более же всего
на силу божию, которой и вручаем себя.
Замечательно при
этом то, что революционеры нападали
на принцип непротивления злу насилием,
несмотря на то, что он самый страшный и опасный для всякого деспотизма, так как с тех пор, как стоит мир,
на противоположном принципе, необходимости противления злу насилием, основывались и основываются все насилия, от инквизиции до Шлиссельбургской крепости.
Вопрос ведь состоит в том: каким образом разрешать столкновения людей, когда одни люди считают злом то, что другие считают добром, и наоборот? И потому считать, что зло есть то, что я считаю злом,
несмотря на то, что противник мой считает
это добром, не есть ответ. Ответов может быть только два: или тот, чтобы найти верный и неоспоримый критериум того, что есть зло, или тот, чтобы не противиться злу насилием.
Так почти 200 лет тому назад понималось уже значение ереси, и,
несмотря на то, понятие
это существует до сих пор. Оно и не может не существовать до тех пор, пока существует понятие церкви. Ересь есть обратная сторона церкви. Там, где есть церковь, должно быть и понятие ереси. Церковь есть собрание людей, утверждающих про себя, что они обладают несомненной истиной. Ересь есть мнение людей, не признающих несомненность истины церкви.
Все
эти добрые люди, — как оба Франциска, d’Assise и de Lobes, наш Тихон Задонский, Фома Кемпийский и др. были добрые люди,
несмотря на то, что они служили делу, враждебному христианству, и они были бы еще добрее и достойнее, если бы не подпали тому заблуждению, которому служили.
Народ когда-то точно исповедовал нечто подобное тому, что исповедует теперь церковь, хотя далеко не то же самое (в народе, кроме
этого изуверства икон, домовых, мощей и семиков с венками и березками, всегда было еще глубокое нравственное жизненное понимание христианства, которого никогда не было во всей церкви, а встречалось только в лучших представителях ее); но народ,
несмотря на все препятствия, которые в
этом ставило ему государство и церковь, давно уже пережил в лучших представителях своих
эту грубую степень понимания, что он и показывает самозарождающимися везде рационалистическими сектами, которыми кишит теперь Россия и с которыми так безуспешно борются теперь церковники.
Какие же нужны церквам хитрости и усилия, чтобы,
несмотря на все
эти разрушающие веру условия, продолжать строить церкви, служить обедни, проповедовать, учить, обращать и, главное, получать за
это огромное содержание, как все
эти священники, пастыри, интенданты, суперинтенданты, аббаты, архидиаконы, епископы и архиепископы.
Любовь своего одноплеменного, одноязычного, одноверного народа еще возможна, хотя чувство
это далеко не такое сильное, не только как любовь к себе, но и к семье или роду; но любовь к государству, как Турция, Германия, Англия, Австрия, Россия, уже почти невозможная вещь и,
несмотря на усиленное воспитание в
этом направлении, только предполагается и не существует в действительности.
Как очень редко отдельный человек изменяет свою жизнь только по указаниям разума, а большей частью,
несмотря на новый смысл и новые цели, указываемые разумом, продолжает жить прежнею жизнью и изменяет ее только тогда, когда жизнь его становится совсем противоречащей его сознанию и вследствие того мучительной, точно так же человечество, узнав через своих религиозных руководителей новый смысл жизни, новые цели, к которым ему нужно стремиться, долго еще и после
этого познания продолжает в большинстве людей жить прежней жизнью и приводится к принятию нового жизнепонимания только сознанием невозможности продолжения прежней жизни.
Несмотря на требования изменения жизни, сознанные, высказанные религиозными руководителями и принятые разумнейшими людьми, большинство людей,
несмотря на религиозное отношение к
этим руководителям, т. е. веру в их учение, продолжает в усложнившейся жизни руководствоваться прежним учением, подобно тому как поступал бы семейный человек, если бы, зная о том, как следует жить в его возрасте, по привычке и по легкомыслию продолжал бы жить ребяческою жизнью.
Они и делают
это,
несмотря на мнимые заботы о благоденствии рабочего, о 8-мичасовом дне, о запрещении работ малолетним и женщинам, о пенсиях и вознаграждениях.
«Европа находится поэтому в
этом отношении,
несмотря на все наши научные победы, в таком же положении, в котором она находилась в самые худшие времена зверских Средних веков.
Правительства тоже очень хорошо знают всю трудность и тяжесть собирания и содержания войск, и если,
несмотря на то, с страшными усилиями и напряжением собирают и держат войска, то, очевидно, не могут поступать иначе, и совет конгресса никак не может изменить
этого.
Несмотря на неперестающие усилия находящихся во власти людей скрыть
это и придать власти другое значение, власть есть приложение к человеку веревки, цепи, которой его свяжут и потащат, или кнута, которым его будут сечь, или ножа, топора, которым ему отрубят руки, ноги, нос, уши, голову, приложение
этих средств или угроза ими.
И потому насилие над насилуемым всегда растет до того последнего предела, до которого оно может дойти, не убивая курицу, несущую золотые яйца. Если же курица
эта не несется, как американские индейцы, фиджиане, негры, то убиваются,
несмотря на искренние протесты филантропов против такого образа действий.
Так
это было при римских императорах, так
это и теперь.
Несмотря на то, что мысль о бесполезности и даже вреде государственного насилия всё больше и больше входит в сознание людей, так
это продолжалось бы вечно, если бы правительствам не было необходимости для поддержания своей власти усиливать войска.
[То что в Америке злоупотребления власти существуют,
несмотря на малое количество войска, не только не опровергает, но только поддерживает
это положение.
Недаром в продолжение 18 веков лучшие люди всего христианского человечества, внутренним, духовным путем познав истины учения, свидетельствовали о них перед людьми,
несмотря ни
на какие угрозы, лишения, бедствия и мучения. Лучшие люди
эти своим мученичеством запечатлевали истинность учения и передавали его массам.
И удивительное дело, косность людей так велика, что люди верят
этим теориям,
несмотря на то, что весь ход жизни, каждый шаг вперед обличает неверность их.
В самом деле, можно ли представить себе более поразительный пример того, как люди сами секут себя, чем та покорность, с которой люди нашего времени исполняют возлагаемые
на них те самые обязанности, которые приводят их в рабство, в особенности воинскую повинность. Люди, очевидно, порабощают сами себя, страдают от
этого рабства и верят тому, что
это так и надо, что
это ничего и не мешает освобождению людей, которое готовится где-то и как-то,
несмотря на всё увеличивающееся и увеличивающееся рабство.
И, наконец, в-пятых, сверх всего
этого,
несмотря на то, что ты будешь находиться в самых дружественных сношениях с людьми других народов, будь готов тотчас же, когда мы тебе велим
это, считать тех из
этих людей, которых мы тебе укажем, своими врагами и содействовать лично или наймом разорению, ограблению, убийству их мужчин, жен, детей, стариков, а может быть, и твоих одноплеменников, может быть, и родителей, если
это нам понадобится.
А так как
этого, если не никогда, то еще долго не может быть, то,
несмотря на попытки освобождения отдельных христиан от государственной власти, власть
эта для большинства людей должна быть поддерживаема».
Люди, переходящие
на сторону новой, дошедшей до известной степени распространения, истины, переходят
на ее сторону всегда сразу, массами и подобны тому балласту, которым нагружает всегда сразу для устойчивого уравновесия и правильного хода всякое судно. Не будь балласта, судно не сидело бы в воде и изменяло бы свое направление при малейшем изменении условий. Балласт
этот,
несмотря на то, что он кажется сначала излишним и даже задерживающим ход судна, есть необходимое условие правильного движения его.
Насилие, которое выставляется орудием поддержания христианского устройства жизни, не только не производит
этого действия, а, напротив, оно-то и препятствует общественному устройству быть тем, чем оно могло и должно бы быть. Общественное устройство таково, каково оно есть, не благодаря насилию, а
несмотря на него.
Палачи отказываются от исполнения своих обязанностей, так что в России смертные приговоры часто не могут приводиться в исполнение за отсутствием палачей, так как охотников поступать в палачи,
несмотря на все выгоды, предоставляемые
этим людям, выбираемым из каторжников, становится всё меньше и меньше.
Так что если прежде только человек, исповедующий церковное религиозное учение, мог, признавая себя при
этом чистым от всякого греха, участвовать во всех преступлениях, совершаемых государством, и пользоваться ими, если он только при
этом исполнял внешние требования своего исповедания, то теперь и все люди, не верящие в церковное христианство, имеют такую же твердую светскую научную основу для признания себя чистыми и даже высоконравственными людьми,
несмотря на свое участие в государственных злодеяниях и пользование ими.