Неточные совпадения
Человек божеского жизнепонимания признает жизнь уже не в своей личности и не в совокупности личностей (в семье, роде, народе, отечестве или государстве), а в источнике вечной, неумирающей жизни — в боге; и для исполнения воли бога жертвует и своим
личным, и семейным, и общественным благом. Двигатель его жизни есть
любовь. И религия его есть поклонение делом и истиной началу всего — богу.
Позитивисты, коммунисты и все проповедники научного братства проповедуют расширять ту
любовь, которую люди имеют к себе и к своим семьям и к государству, на всё человечество, забывая то, что
любовь, которую они проповедуют, есть
любовь личная, которая могла, разжижаясь, распространиться до семьи; еще более разжижаясь, распространиться до естественного отечества; которая совершенно исчезает, касаясь искусственного государства, как Австрия, Англия, Турция, и которой мы даже не можем себе представить, когда дело касается всего человечества, предмета вполне мистического.
«Человек любит себя (свою животную жизнь), любит семью, любит даже отечество. Отчего же бы ему не полюбить и человечество? Так бы это хорошо было. Кстати же это самое проповедует и христианство». Так думают проповедники позитивного, коммунистического, социалистического братства. Действительно это бы было очень хорошо, но никак этого не может быть, потому что
любовь, основанная на
личном и общественном жизнепонимании, дальше
любви к государству идти не может.
Необходимость расширения области
любви несомненна; но вместе с тем эта самая необходимость расширения ее в действительности уничтожает возможность
любви и доказывает недостаточность
любви личной, человеческой.
Но для философии существует лишь отвлеченное абсолютное, только постулат конкретного Бога религии, и своими силами, без прыжка над пропастью, философия не может перешагнуть от «бога интеллектуального» и «интеллектуальной любви к нему» к
личной любви к живому Богу.
Неточные совпадения
Сама
любовь русского человека к родной земле принимала форму, препятствующую развитию мужественного
личного духа.
Я был так вполне покоен, так уверен в нашей полной, глубокой
любви, что и не говорил об этом, это было великое подразумеваемое всей жизни нашей; покойное сознание, беспредельная уверенность, исключающая сомнение, даже неуверенность в себе — составляли основную стихию моего
личного счастья.
Любовь есть интимно-личная сфера жизни, в которую общество не смеет вмешиваться.
Я был так же одинок в своей аристократической
любви к свободе и в своей оценке
личного начала, как всю жизнь.
Вследствие неудачи первой
любви он отказался от «
личного счастья» (правда, не без возможности когда-нибудь неожиданно счастливого поворота судьбы).