Неточные совпадения
Зная, что противоречие, существующее между учением Христа, которое мы на словах исповедуем, и всем строем нашей
жизни нельзя распутать словами и, касаясь его, можно только сделать его еще очевиднее, они с большей или меньшей ловкостью, делая вид, что вопрос о соединении христианства с насилием уже разрешен или вовсе не существует, обходят его [Знаю только одну не критику в точном
смысле слова, но статью, трактующую о том же предмете и имеющую в виду мою книгу, немного отступающую от этого общего определения.
Непонимание учения Христа в его истинном, простом и прямом
смысле в наше время, когда свет этого учения проник уже все самые темные углы сознания людского; когда, как говорил Христос, теперь уже с крыш кричат то, что он говорил на ухо; когда учение это проникает все стороны человеческой
жизни: и семейную, и экономическую, и гражданскую, и государственную, и международную, — непонимание это было бы необъяснимо, если бы непониманию этому не было причин.
Люди всё дальше и дальше постигали
смысл христианства и более и более осуществляли его в
жизни.
Чем дальше жило человечество, тем более и более уяснялся ему
смысл христианства, как это не могло и не может быть иначе со всяким учением о
жизни. Последующие поколения исправляли ошибки предшественников и всё более и более приближались к пониманию истинного его
смысла.
И как отдельный человек, вступая в новый возраст, неизбежно изменяет свое понимание
жизни, и взрослый человек видит
смысл ее в ином, чем ребенок, так точно и совокупность людей, народа, неизбежно, соответственно возрасту своему, изменяет свое понимание
жизни и вытекающую из этого понимания деятельность.
На это-то требование и отвечает особенная способность человечества выделять из себя людей, дающих новый
смысл всей
жизни человеческой, —
смысл, из которого вытекает вся иная, чем прежняя, деятельность. Установление этого, свойственного человечеству в тех новых условиях, в которые оно вступает, жизнепонимания и вытекающей из него деятельности и есть то, что называется религия.
Сущность всякого религиозного учения — не в желании символического выражения сил природы, не в страхе перед ними, не в потребности к чудесному и не во внешних формах ее проявления, как это думают люди науки. Сущность религии в свойстве людей пророчески предвидеть и указывать тот путь
жизни, по которому должно идти человечество, в ином, чем прежнее, определении
смысла жизни, из которого вытекает и иная, чем прежняя, вся будущая деятельность человечества.
Все эти разнообразные формы
жизни основаны на одном представлении о том, что
жизнь личности не есть достаточная цель
жизни, что
смысл жизни может быть найден только в совокупности личностей.]
Научные люди теоретически учат тому, что
жизнь осмысленная и добрая есть только
жизнь служения всему человечеству, и в этом самом учении видят
смысл христианского учения; к этому учению сводят христианское учение; для этого своего учения отыскивают подтверждение в христианском учении, предполагая, что их учение и христианское — одно и то же.
Сущность общественного жизнепонимания состоит в перенесении
смысла своей личной
жизни в
жизнь совокупности личностей: племени, семьи, рода, государства. Перенесение это совершалось и совершается легко и естественно в первых своих формах, в перенесении
смысла жизни из своей личности в племя, семью. Перенесение же в род или народ уже труднее и требует особенного воспитания для этого; перенесение же сознания в государство уже составляет предел такого перенесения.
Но любви такой не может быть. Для нее нет никакого мотива. Христианская любовь вытекает только из христианского жизнепонимания, по которому
смысл жизни состоит в любви и служении богу.
Только христианское учение во всем его значении, давая новый
смысл жизни, разрешает его.
Люди, привыкшие к существующему порядку вещей, любящие его, боящиеся изменить его, стараются понять учение как собрание откровений и правил, которые можно принять, не изменяя своей
жизни, тогда как учение Христа не есть только учение о правилах, которым должен следовать человек, но — выяснение нового
смысла жизни, определяющего всю, совсем иную, чем прежняя, деятельность человечества в тот период, в который оно вступает.
Как очень редко отдельный человек изменяет свою
жизнь только по указаниям разума, а большей частью, несмотря на новый
смысл и новые цели, указываемые разумом, продолжает жить прежнею
жизнью и изменяет ее только тогда, когда
жизнь его становится совсем противоречащей его сознанию и вследствие того мучительной, точно так же человечество, узнав через своих религиозных руководителей новый
смысл жизни, новые цели, к которым ему нужно стремиться, долго еще и после этого познания продолжает в большинстве людей жить прежней
жизнью и приводится к принятию нового жизнепонимания только сознанием невозможности продолжения прежней
жизни.
Вся
жизнь наша есть сплошное противоречие всему тому, что мы знаем и что мы считаем нужным и должным. Противоречие это — во всем: и в экономической, и государственной, и международной
жизни. Мы, как будто забыв то, что знаем, и на время отложив то, во что мы верим (не можем не верить, потому что это наши единственные основы
жизни), делаем всё навыворот тому, чего требует от нас наша совесть и наш здравый
смысл.
В этом сближении —
смысл всей
жизни, и завтра какой-нибудь ошалелый глава правительства скажет какую-нибудь глупость, другой ответит такой же, и я пойду, сам подвергаясь убийству, убивать людей не только мне ничего не сделавших, но которых я люблю.
Смысл тот, что история, природа человека и бог показывают нам, что, пока будут два человека и между ними хлеб, деньги и женщина, — будет война. То есть, что никакой прогресс не приведет людей к тому, чтобы они сдвинулись с дикого понимания
жизни, при котором без драки невозможно разделить хлеб, деньги (очень хороши тут деньги) и женщину.
Общественное жизнепонимание ведь состоит в том, что
смысл жизни переносится из личности в совокупность и последовательность их — в племя, в семью, род или государство.
По общественному жизнепониманию предполагается, что, так как
смысл жизни заключается в совокупности личностей, то личности сами добровольно жертвуют своими интересами для интересов совокупности.
В самом деле: ведь
смысл общественного жизнепонимания состоит в том, что человек, сознавая жестокость борьбы личностей между собою и погибельность самой личности, переносит
смысл своей
жизни в совокупности личностей.
И правда, человеку общественного жизнепонимания нельзя отказаться.
Смысл его
жизни — благо его личности. Для его личности ему лучше покориться, и он покоряется.
Но тем-то и отличается христианское исповедание от языческого, что оно требует от человека не известных внешних отрицательных действий, а ставит его в иное, чем прежде, отношение к людям, из которого могут вытекать самые разнообразные, не могущие быть вперед определенными поступки, и потому христианин не может обещаться не только исполнять чью-либо другую волю, не зная, в чем будут состоять требования этой воли, не может повиноваться изменяющимся законам человеческим, но не может и обещаться что-либо определенное делать в известное время или от чего-либо в известное время воздержаться, потому что он не может знать, чего и в какое время потребует от него тот христианский закон любви, подчинение которому составляет
смысл его
жизни.
Учение око за око, зуб за зуб,
жизнь за
жизнь оттого и отменено христианством, что это учение есть только оправдание безнравственности, есть только подобие справедливости и не имеет никакого
смысла.
Жизнь есть величина, не имеющая ни веса, ни меры и не могущая быть приравнена никакой другой, и потому уничтожение
жизни за
жизнь не имеет
смысла.
По учению Христа человек, который видит
смысл жизни в той области, в которой она несвободна, в области последствий, т. е. поступков, не имеет истинной
жизни. Истинную
жизнь, по христианскому учению, имеет только тот, кто перенес свою
жизнь в ту область, в которой она свободна, — в область причин, т. е. познания и признания открывающейся истины, исповедания ее, и потому неизбежно следующего, — как воз за лошадью, исполнения ее.
Ведь, как бы мы ни назывались, какие бы мы ни надевали на себя наряды, чем бы и при каких священниках ни мазали себя, сколько бы ни имели миллионов, сколько бы охраны ни стояло по нашему пути, сколько бы полицейских ни ограждали наше богатство, сколько бы мы ни казнили так называемых злодеев-революционеров и анархистов, какие бы мы сами ни совершали подвиги, какие бы ни основывали государства и ни воздвигали крепости и башни от Вавилонской до Эйфелевой, — перед всеми нами всегда стоят два неотвратимые условия нашей
жизни, уничтожающие весь
смысл ее: 1) смерть, всякую минуту могущая постигнуть каждого из нас, и 2) непрочность всех совершаемых нами дел, очень быстро, бесследно уничтожающихся.
И потому, как бы мы ни скрывали это от себя, мы не можем не видеть, что
смысл жизни нашей не может быть ни в нашем личном плотском существовании, подверженном неотвратимым страданиям и неизбежной смерти, ни в каком-либо мирском учреждении или устройстве.
Ведь, как это ни просто, и как ни старо, и как бы мы ни одуряли себя лицемерием и вытекающим из него самовнушением, ничто не может разрушить несомненности той простой и ясной истины, что никакие внешние усилия не могут обеспечить нашей
жизни, неизбежно связанной с неотвратимыми страданиями и кончающейся еще более неотвратимой смертью, могущей наступить для каждого из нас всякую минуту, и что потому
жизнь наша не может иметь никакого другого
смысла, как только исполнение всякую минуту того, что хочет от нас сила, пославшая нас в
жизнь и давшая нам в этой
жизни одного несомненного руководителя: наше разумное сознание.
«Ищите царствия божия и правды его, а остальное приложится вам». Единственный
смысл жизни человека состоит в служении миру содействием установлению царства божия. Служение же это может совершиться только через признание истины и исповедание ее каждым отдельным человеком.