Неточные совпадения
Книга моя, как я и ожидал, была задержана русской цензурой, но отчасти вследствие моей репутации как писателя, отчасти потому, что она заинтересовала людей, книга эта распространилась
в рукописях и литографиях
в России и
в переводах за границей и вызвала, с одной стороны, от людей, разделяющих мои мысли,
ряд сведений о сочинениях, писанных об этом же предмете, с другой стороны,
ряд критик на мысли, высказанные
в самой книге.
Целым
рядом рассуждений и текстов доказав то, что с религией, основанной на миролюбии и благоволении к людям, несовместима война, т. е. калечение и убийство людей, квакеры утверждают и доказывают, что ничто столько не содействовало затемнению Христовой истины
в глазах язычников и не мешало распространению христианства
в мире, как непризнание этой заповеди людьми, именовавшими себя христианами, — как разрешение для христиан войны и насилия.
Рассуждая о моей книге и вообще о евангельском учении, как оно выражено
в нагорной проповеди, иностранные критики утверждали, что такое учение не есть собственно христианское (христианское учение, по их мнению, есть католицизм и протестантство) — учение же нагорной проповеди есть только
ряд очень милых непрактических мечтаний du charmant docteur, как говорит Ренан, годных для наивных и полудиких обитателей Галилеи, живущих за 1800 лет назад, и для русских полудиких мужиков — Сютаева, Бондарева и русского мистика Толстого, но никак не приложимых к высокой степени европейской культуры.
В вступлении автор ставит
ряд вопросов: 1) о тех, которые делают еретиков (von den Ketzermachern selbst); 2) о тех, кого делали еретиками; 3) о самих предметах ереси; 4) о способе делания еретиков и 5) о целях и последствиях делания еретиков.
Деятельность русской церкви, несмотря на весь тот внешний лоск современности, учености, духовности, который ее члены теперь начинают принимать
в своих сочинениях, статьях,
в духовных журналах и проповедях, состоит только
в том, чтобы не только держать народ
в том состоянии грубого и дикого идолопоклонства,
в котором он находился, но еще усиливать и распространять суеверие и религиозное невежество, вытесняя из народа живущее
в нем
рядом с идолопоклонством жизненное понимание христианства.
Это-то и происходит
в деле перехода человечества от одного возраста к другому, которое мы переживаем теперь. Человечество выросло из своего общественного, государственного возраста и вступило
в новый. Оно знает то учение, которое должно быть положено
в основу жизни этого нового возраста, но по инерции продолжает держаться прежних форм жизни. Из этого несоответствия жизнепонимания с практикой жизни вытекает
ряд противоречий и страданий, отравляющих нашу жизнь и требующих ее изменения.
Но правительство не одно:
рядом с ним другое правительство, точно так же насилием пользующееся своими подданными и всегда готовое отнять у другого правительства труды его уже приведенных
в рабство подданных.
И вот, с одной стороны, люди, христиане по имени, исповедующие свободу, равенство, братство,
рядом с этим готовы во имя свободы к самой рабской, униженной покорности, во имя равенства к самым резким и бессмысленным, только по внешним признакам, разделениям людей на высших, низших, своих союзников и врагов, и во имя братства — готовы убивать этих братьев [То, что у некоторых народов, у англичан и американцев, нет еще общей воинской повинности (хотя у них уже раздаются голоса
в пользу ее), а вербовка и наем солдат, то это нисколько не изменяет положения рабства граждан по отношению правительств.
Насилие всегда,
в лучшем случае, если оно не преследует одних личных целей людей, находящихся во власти, отрицает и осуждает
в одной неподвижной форме закона то, что большею частью уже гораздо прежде отрицалось и осуждалось общественным мнением, но с тою разницею, что, тогда как общественное мнение отрицает и осуждает все поступки, противные нравственному закону, захватывая поэтому
в свое осуждение самые разнообразные положения, закон, поддерживаемый насилием, осуждает и преследует только известный, очень узкий
ряд поступков, этим самым как бы оправдывая все поступки такого же порядка, не вошедшие
в его определение.
Раз я
в Москве присутствовал при спорах о вере, которые происходили по обыкновению на Фоминой у церкви
в Охотном
ряду.
Как же учить детей, юношей, вообще просвещать людей, не говоря уже о просвещении
в духе христианском, но как учить детей, юношей, вообще людей какой бы то ни было нравственности
рядом с учением о том, что убийство необходимо для поддержания общего, следовательно, нашего благосостояния и потому законно, и что есть люди, которыми может быть и каждый из нас, обязанные истязать и убивать своих ближних и совершать всякого рода преступления по воле тех,
в руках кого находится власть.
И вот этот купец (который часто кроме того совершает еще и
ряд прямых мошенничеств, продавая дурное за хорошее, обвешивает, обмеривает или торгует исключительно губящими жизнь народа предметами, как вино, опиум) смело считает себя и считается другими, если только он прямо не обманывает
в делах своих сотоварищей по обману, т. е. свою братью — купцов, то считается образцом честности и добросовестности.
Одна, степенно ведомая
в пределах приличия роскошная жизнь благопристойной, так называемой добродетельной семьи, проедающей, однако, на себя столько рабочих дней, сколько достало бы на прокормление тысяч людей,
в нищете живущих
рядом с этой семьей, — более развращает людей, чем тысячи неистовых оргий грубых купцов, офицеров, рабочих, предающихся пьянству и разврату, разбивающих для потехи зеркала, посуду и т. п.
В первом случае —
в том, когда он признает истину, несмотря на свое отступление от нее, он готовит себе целый
ряд неизбежно имеющих вытечь из такого признания самоотверженных поступков; во втором случае готовит целый
ряд противоположных первым эгоистических поступков.
Неточные совпадения
Воз с сеном приближается, // Высоко на возу // Сидит солдат Овсяников, // Верст на двадцать
в окружности // Знакомый мужикам, // И
рядом с ним Устиньюшка, // Сироточка-племянница, // Поддержка старика.
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов
в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь
ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Одел меня, согрел меня // И
рядом, недостойного, // С своей особой княжеской //
В санях привез домой!»
Градоначальник безмолвно обошел
ряды чиновных архистратигов, [Архистрати́г (греч.) — верховный военачальник.] сверкнул глазами, произнес: «Не потерплю!» — и скрылся
в кабинет.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали:
в атаку! передние
ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь
в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом
в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.