Неточные совпадения
Человек языческий, общественный признает жизнь уже не в одном себе, но в совокупности личностей — в племени, семье, роде, государстве, и жертвует для этих совокупностей своим личным
благом.
Человек божеского жизнепонимания признает жизнь уже не в своей личности и не в совокупности личностей (в семье, роде, народе, отечестве или государстве), а в источнике вечной, неумирающей жизни — в боге; и для исполнения воли бога жертвует и своим личным, и семейным, и общественным
благом. Двигатель его жизни есть любовь. И религия его есть поклонение делом и истиной началу всего — богу.
Христианское учение есть указание
человеку на то, что сущность его души есть любовь, что
благо его получается не оттого, что он будет любить того-то и того-то, а оттого, что он будет любить начало всего — бога, которого он сознает в себе любовью, и потому будет любить всех и всё.
«Неразумно, — говорит
человек общественный, — жертвовать
благом своим, своей семьи, своего отечества для исполнения требований какого-то высшего закона, требующего от меня отречения от самых естественных и добрых чувств любви к себе, к своей семье, к родине, к отечеству, и, главное, опасно отвергать обеспечение жизни, даваемое государственным устройством».
Человек древнего мира мог считать себя вправе пользоваться
благами мира сего в ущерб другим
людям, заставляя их страдать поколениями, потому что он верил, что
люди рождаются разной породы, черной и белой кости, Яфетова и Хамова отродья. Величайшие мудрецы мира, учители человечества Платон, Аристотель не только оправдывали существование рабов и доказывали законность этого, но даже три века тому назад
люди, писавшие о воображаемом обществе будущего, утопии, не могли представить себе его без рабов.
Каковы бы ни были образ мыслей и степень образования
человека нашего времени, будь он образованный либерал какого бы то ни было оттенка, будь он философ какого бы то ни было толка, будь он научный
человек, экономист какой бы то ни было школы, будь он необразованный, даже религиозный
человек какого бы то ни было исповедания, — всякий
человек нашего времени знает, что
люди все имеют одинаковые права на жизнь и
блага мира, что одни
люди не лучше и не хуже других, что все
люди равны.
Строятся крепости, арсеналы и корабли, производят беспрестанно оружия, которые в самое короткое время заменяются другими, потому что наука, которая должна бы была быть направлена всегда на
благо человечества, содействует, к сожалению, делу разрушения, придумывает новые и новые средства убивать большие количества
людей в наиболее короткое время.
Основная мысль конгресса та, что необходимо, во-1-х, распространять всеми средствами между всеми
людьми убеждения о том, что война очень невыгодна для
людей и что мир есть большое
благо, и, во-2-х, действовать на правительства, внушая им преимущества перед войнами международного судилища и поэтому выгоды и необходимости разоружения.
Для достижения первой цели конгресс обращается к учителям истории, к женщинам и к духовенству с советом проповедовать
людям каждое 3-е воскресенье декабря зло войны и
благо мира; для достижения второй — конгресс обращается к правительствам, предлагая им разоружение и замену войны арбитрацией.
Проповедовать
людям зло войны и
благо мира! Но ведь зло войны и
благо мира до такой степени известны
людям, что, с тех пор как мы знаем
людей, самым лучшим пожеланием было приветствие «мир вам», так что же его проповедовать?
Власть находится в руках
людей таких же, как все, т. е. таких, которые всегда или часто готовы пожертвовать общим
благом для своего личного, с тою только разницею, что
люди эти не имеют умеряющей их силы противодействия насилуемых и подвержены всему развращающему влиянию власти.
Таково было и есть положение всех насилуемых, но до сих пор они не знали этого и в большинстве случаев наивно верили, что правительства существуют для их
блага; что без правительств они погибли бы; что мысль о том, что
люди могут жить без правительств, есть кощунство, которое нельзя даже и произносить; что это есть — почему-то страшное — учение анархизма, с которым соединяется представление всяких ужасов.
Для того, чтобы убедиться в том, что каждый
человек, исполняющий воинскую повинность, становится участником таких дел государства, которые он не признает и не может признавать, пусть всякий вспомнит только то, что творится в каждом государстве во имя порядка и
блага народов и исполнителем чего всегда является войско.
Знаю, что многие из этих
людей будут с самоуверенностью доказывать, что они считают свое положение не только законным, но необходимым, будут в защиту свою говорить, что власти от бога, что государственные должности необходимы для
блага человечества, что богатство не противно христианству, что богатому юноше сказано отдать имение, только если он хочет быть совершен, что существующее теперь распределение богатств и торговля такими и должны быть и выгодны для всех и т. п.
И правда,
человеку общественного жизнепонимания нельзя отказаться. Смысл его жизни —
благо его личности. Для его личности ему лучше покориться, и он покоряется.
Противоречия сознания и вследствие этого бедственность жизни дошли до последней степени, дальше которой идти некуда. Жизнь, построенная на началах насилия, дошла до отрицания тех самых основ, во имя которых она была учреждена. Устройство общества на началах насилия, имевшее целью обеспечение
блага личного, семейного и общественного, привело
людей к полному отрицанию и уничтожению этих
благ.
Он не может быть принужден к этому потому, что составляющие могущественное орудие против
людей общественного жизнепонимания, лишения и страдания, производимые насилием, не имеют для него никакой принудительной силы. Лишения и страдания, отнимающие у
людей общественного жизнепонимания то
благо, для которого они живут, не только не могут нарушить
блага христианина, состоящего в сознании исполнения воли бога, но только могут усилить его, когда они постигают его за исполнение этой воли.
До тех же пор, пока этого нет, пока среди
людей, только называющихся христианами, есть
люди нехристиане,
люди злые, для своей личной похоти готовые нанести вред другим, упразднение государственной власти не только не было бы
благом для остальных
людей, но только увеличило бы их бедствие.
1800 лет назад на вопрос этот Христос ответил, что конец нынешнего века, т. е. языческого устройства мира, наступит тогда, когда (Мф. XXIV, 3—28) увеличатся до последней степени бедствия
людей и вместе с тем
благая весть царства божия, т. е. возможность нового, ненасильнического устройства жизни, будет проповедана по всей земле.
Без убеждения в том, что есть лица, выше его стоящие и берущие на себя ответственность в его поступке, и
люди, стоящие ниже его, которые требуют для своего
блага исполнения таких дел, не мог бы ни один из
людей, находящихся на промежуточных между правителем и солдатом ступенях, совершать те дела, которые он совершает.
Все они сделали то, что сделали, и готовятся делать то, что предстоит им, только потому, что представляются себе и другим не тем, что они суть в действительности, —
людьми, перед которыми стоит вопрос: участвовать или не участвовать в дурном, осуждаемом их совестью деле, а представляются себе и другим различными условными лицами: кто — царем-помазанником, особенным существом, призванным к попечению о
благе 100 миллионов
людей, кто — представителем дворянства, кто — священником, получившим особенную благодать своим посвящением, кто — солдатом, обязанным присягой без рассуждения исполнять всё, что ему прикажут.
И потому, казалось бы, на усиление в себе и других ясности требований христианской истины и должна бы была быть направлена деятельность всех
людей нашего времени, утверждающих, что они желают содействовать
благу человечества.
Живут все эти
люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены
благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям в богатых одеждах, на богатых экипажах едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные
люди на все лады, в ризах или без риз, в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к
людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
И потому никакое улучшение положения
людей невозможно до тех пор, пока
люди будут притворяться, т. е. сами от себя скрывать истину, до тех пор, пока не признают того, что единение их, а потому и
благо их возможно только в истине, и потому не будут ставить выше всего другого признание и исповедание истины, той истины, которая открылась им.
То же, что
людей будто бы истязают и убивают для того, чтобы заставить их работать на богатых, есть софизм; войска посылаются против народа только тогда, когда народ, не понимая своей выгоды, бунтует и нарушает спокойствие, нужное для всеобщего
блага.
Велика ли, невелика ли эта свобода в сравнении с той фантастической свободой, которую мы бы хотели иметь, свобода эта одна несомненно существует, и свобода эта есть свобода, и в этой свободе заключается
благо, доступное
человеку.
Одумайтесь,
люди, и веруйте в Евангелие, в учение о
благе.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям
людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к
людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех
людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего
блага, доступного
людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных
людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших
людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе
людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
Лучше погибнуть одному
человеку, чем всему народу, говоришь ты, как Каиафа, и подписываешь одному, и другому, и третьему
человеку смертный приговор, заряжаешь ружье на этого долженствующего для
блага общего погибнуть
человека, сажаешь его в тюрьму, отбираешь у него его имущество.
И как неразумно было бы срубить телеграфные столбы для того, чтобы обеспечить отопление семейства или общества и увеличить благосостояние его, потому что это нарушит законы, соблюдающие
благо государства, точно так же неразумно, для того чтобы обеспечить государство и увеличить благосостояние его, истязать, казнить, убить
человека, потому что это нарушает несомненные законы, соблюдающие
благо мира.