— И Ахмет-Хан и Шамиль, оба — враги мои, — продолжал он, обращаясь к переводчику. —
Скажи князю: Ахмет-Хан умер, я не мог отомстить ему, но Шамиль еще жив, и я не умру, не отплатив ему, — сказал он, нахмурив брови и крепко сжав челюсти.
Неточные совпадения
— Да не я,
князь, — улыбаясь,
сказал Полторацкий, — сами лезли.
Княгиня Марья Васильевна, нарядная, улыбающаяся, вместе с сыном, шестилетним красавцем, кудрявым мальчиком, встретила Хаджи-Мурата в гостиной, и Хаджи-Мурат, приложив свои руки к груди, несколько торжественно
сказал через переводчика, который вошел с ним, что он считает себя кунаком
князя, так как он принял его к себе, а что вся семья кунака так же священна для кунака, как и он сам.
Адъютант передал
князю, что генерал, узнав об выходе Хаджи-Мурата, очень недоволен тем, что ему не было доложено об этом, и что он требует, чтобы Хаджи-Мурат сейчас же был доставлен к нему. Воронцов
сказал, что приказание генерала будет исполнено, и, через переводчика передав Хаджи-Мурату требование генерала, попросил его идти вместе с ним к Меллеру.
— Прошу, —
сказал он Воронцову, отворяя дверь в кабинет и пропуская в нее
князя вперед себя.
Войдя в кабинет, он остановился перед
князем и, не прося его сесть,
сказал...
— Ну, и я погорячился, —
сказал Меллер и подал руку
князю.
— Если бы он родился в Европе, это, может быть, был бы новый Наполеон, —
сказал глупый грузинский
князь, имеющий дар лести.
—
Скажи сардарю, —
сказал он еще, — что моя семья в руках моего врага; и до тех пор, пока семья моя в горах, я связан и не могу служить. Он убьет мою жену, убьет мать, убьет детей, если я прямо пойду против него. Пусть только
князь выручит мою семью, выменяет ее на пленных, и тогда я или умру, или уничтожу Шамиля.
Лорис-Меликов сел на кресло, стоявшее у стола. Хаджи-Мурат опустился против него на низкой тахте и, опершись руками на колени, наклонил голову и внимательно стал слушать то, что Лорис-Меликов говорил ему. Лорис-Меликов, свободно говоривший по-татарски,
сказал, что
князь, хотя и знает прошедшее Хаджи-Мурата, желает от него самого узнать всю его историю.
— Ты расскажи мне, —
сказал Лорис-Меликов, — а я запишу, переведу потом по-русски, и
князь пошлет государю.
Князь Тарханов мне
сказал, что сам уверен в правдивости Хаджи-Мурата и что Хаджи-Мурат не сомневается в том, что Шамиль никогда его не простит и велит казнить, несмотря на обещанное прощение.
Вот все, любезный
князь, что я хотел
сказать вам насчет этого эпизода здешних дел».
— Ладно. Володеть вами я желаю, —
сказал князь, — а чтоб идти к вам жить — не пойду! Потому вы живете звериным обычаем: с беспробного золота пенки снимаете, снох портите! А вот посылаю к вам заместо себя самого этого новотора-вора: пущай он вами дома правит, а я отсель и им и вами помыкать буду!
— Eh, ma bonne amie, [Э, мой добрый друг (фр.).] —
сказал князь с упреком, — я вижу, вы нисколько не стали благоразумнее — вечно сокрушаетесь и плачете о воображаемом горе. Ну, как вам не совестно? Я его давно знаю, и знаю за внимательного, доброго и прекрасного мужа и главное — за благороднейшего человека, un parfait honnête homme. [вполне порядочного человека (фр.).]
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что,
скажи: к твоему барину слишком, я думаю, много ездит графов и
князей?
«Тсс! тсс! —
сказал Утятин
князь, // Как человек, заметивший, // Что на тончайшей хитрости // Другого изловил. — // Какой такой господский срок? // Откудова ты взял его?» // И на бурмистра верного // Навел пытливо глаз.
Сочинил градоначальник,
князь Ксаверий Георгиевич Миналадзе [Рукопись эта занимает несколько страничек в четвертую долю листа; хотя правописание ее довольно правильное, но справедливость требует
сказать, что автор писал по линейкам. — Прим. издателя.]
— Есть у меня, —
сказал он, — друг-приятель, по прозванью вор-новото́р, уж если экая выжига
князя не сыщет, так судите вы меня судом милостивым, рубите с плеч мою голову бесталанную!
Только на осьмой день, около полдён, измученная команда увидела стрелецкие высоты и радостно затрубила в рога. Бородавкин вспомнил, что великий
князь Святослав Игоревич, прежде нежели побеждать врагов, всегда посылал
сказать:"Иду на вы!" — и, руководствуясь этим примером, командировал своего ординарца к стрельцам с таким же приветствием.