Неточные совпадения
Петр пошел к выходу. Ивану Ильичу страшно стало оставаться одному. «Чем бы задержать его? Да, лекарство». — Петр, подай мне лекарство. — «Отчего же, может быть, еще поможет и лекарство». Он взял ложку, выпил. «Нет,
не поможет. Всё это вздор, обман», решил он, как только
почувствовал знакомый приторный и безнадежный вкус. «Нет, уж
не могу верить. Но боль-то, боль-то зачем, хоть на минуту затихла бы». И он застонал. Петр вернулся. — Нет, иди. Принеси чаю.
Когда переменяли ему рубашку, он знал, что ему будет еще страшнее, если он взглянет на свое тело, и
не смотрел на себя. Но вот кончилось всё. Он надел халат, укрылся пледом и сел в кресло к чаю. Одну минуту он
почувствовал себя освеженным, но только что он стал пить чай, опять тот же вкус, та же
боль. Он насильно допил и лег, вытянув ноги. Он лег и отпустил Петра.
Мальчишки бежали за ним, лукая камнями в сутулую спину. Он долго как бы не замечал их и
не чувствовал боли ударов, но вот остановился, вскинул голову в мохнатой шапке, поправил шапку судорожным движением руки и оглядывается, словно только что проснулся.
Остервенившийся Илюшка больно укусил ей палец, но она
не чувствовала боли, а только слышала проклятое слово, которым обругал ее Илюшка. Пьяный Рачитель громко хохотал над этою дикою сценой и кричал сыну:
Добежав до ручки ворота, он с размаха ткнулся об нее грудью и,
не чувствуя боли, с ревом начал ходить вокруг ворота, мощно упираясь ногами в палубу.
Неточные совпадения
Боль была странная и страшная, но теперь она прошла; он
чувствовал, что может опять жить и думать
не об одной жене.
И он старался вспомнить ее такою, какою она была тогда, когда он в первый раз встретил ее тоже на станции, таинственною, прелестной, любящею, ищущею и дающею счастье, а
не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась ему в последнюю минуту. Он старался вспоминать лучшие минуты с нею; но эти минуты были навсегда отравлены. Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния. Он перестал
чувствовать боль зуба, и рыдания искривили его лицо.
После страшной
боли и ощущения чего-то огромного, больше самой головы, вытягиваемого из челюсти, больной вдруг,
не веря еще своему счастию,
чувствует, что
не существует более того, что так долго отравляло его жизнь, приковывало к себе всё внимание, и что он опять может жить, думать и интересоваться
не одним своим зубом.
Да, это лучше… в беспамятстве, ни
боли… ничего
не будешь
чувствовать!
Я, брат, в своем классе — белая ворона, и я тебе прямо скажу:
не чувствуя внутренней связи со своей средой, я иногда жалею… даже
болею этим…