Неточные совпадения
Учение Христа о том, что жизнь нельзя обеспечить, а надо всегда, всякую минуту быть готовым
умереть, дает больше блага, чем учение мира о том, что надо обеспечить
свою жизнь, — дает больше блага уже по одному тому, что неизбежность
смерти и необеспеченность жизни остаются те же при учении мира и при учении Христа, но самая жизнь, по учению Христа,
не поглощается уже вся без остатка праздным занятием мнимого обеспечения
своей жизни, а становится свободна и может быть отдана одной свойственной ей цели: совершенствованию
своей души и увеличению любви к людям.
Я люблю
свой сад, люблю читать книжку, люблю ласкать детей.
Умирая, я лишаюсь этого, и потому мне
не хочется
умирать, и я боюсь
смерти.
Я отыскивал его в истории человечества и в моем собственном сознании, и я пришел к ненарушимому убеждению, что
смерти не существует; что жизнь
не может быть иная, как только вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное в меня, должно иметь
свое практическое развитие; что мы обладаем мыслями, стремлениями, которые далеко превосходят возможности нашей земной жизни; что то самое, что мы обладаем ими и
не можем проследить их происхождения от наших чувств, служит доказательством того, что они происходят в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто
не погибает здесь на земле, кроме видимости, и что думать, что мы
умираем, потому что
умирает наше тело, — всё равно что думать, что работник
умер потому, что орудия его износились.
Я
не могу отрешиться от мысли, что я
умер, прежде чем родился, и в
смерти возвращаюсь снова в то же состояние.
Умереть и снова ожить с воспоминанием
своего прежнего существования, — мы называем обмороком; вновь пробудиться с новыми органами, которые должны были вновь образоваться, значит родиться.
От этого-то, повидимому, и зависит выражение мира и успокоения на лице у большинства покойников. Покойна и легка обыкновенно
смерть каждого доброго человека; но
умереть с готовностью, охотно, радостно
умереть — вот преимущество отрекшегося от себя, того, кто отказывается от воли к жизни, отрицает ее. Ибо лишь такой человек хочет
умереть действительно, а
не повидимому, и, следовательно,
не нуждается и
не требует дальнейшего существования
своей личности.
Только тогда и радостно
умирать, когда устанешь от
своей отделенности от мира, когда почувствуешь весь ужас отделенности и радость если
не соединения со всем, то хотя бы выхода из тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься с людьми перелетающими искрами любви. Так хочется сказать: — Довольно этой клетки. Дай другого, более свойственного моей душе, отношения к миру. — И я знаю, что
смерть даст мне его. А меня в виде утешения уверяют, что и там я буду личностью.
— И того достаточно. Ведь они жили так, что чертям было тошно, да говорят иногда он ей отваливал громадные куши на всевозможные прихоти. Под конец жизни он стал, впрочем, гораздо скупее, и между ними был полный разлад. Потом, — тут молодой человек понизил голос, так что Осип Федорович, заинтересованный этою историею, напряг слух, чтобы расслышать его слова, — ты, вероятно, слышал, Пьер, говорили, будто бы старик
умер не своею смертью.
Неточные совпадения
— Старо, но знаешь, когда это поймешь ясно, то как-то всё делается ничтожно. Когда поймешь, что нынче-завтра
умрешь, и ничего
не останется, то так всё ничтожно! И я считаю очень важной
свою мысль, а она оказывается так же ничтожна, если бы даже исполнить ее, как обойти эту медведицу. Так и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, — чтобы только
не думать о
смерти.
— Да что же, я
не перестаю думать о
смерти, — сказал Левин. Правда, что
умирать пора. И что всё это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью
своею и работой ужасно дорожу, но в сущности — ты подумай об этом: ведь весь этот мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, — мысли, дела! Всё это песчинки.
Эх, русский народец!
не любит
умирать своею смертью!
— А вы, хлопцы! — продолжал он, оборотившись к
своим, — кто из вас хочет
умирать своею смертью —
не по запечьям и бабьим лежанкам,
не пьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, козацкой
смертью — всем на одной постеле, как жених с невестою? Или, может быть, хотите воротиться домой, да оборотиться в недоверков, да возить на
своих спинах польских ксендзов?
Тогда выступило из средины народа четверо самых старых, седоусых и седочупринных козаков (слишком старых
не было на Сечи, ибо никто из запорожцев
не умирал своею смертью) и, взявши каждый в руки земли, которая на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему на голову.