Неточные совпадения
18) Суеверие государства состоит в вере в то, что необходимо и благотворно, чтобы меньшинство праздных
людей властвовало над большинством
рабочего народа.
И подумал
человек про первого хозяина: «Уж очень много обещает. Если бы дело по правде было, незачем обещать так много. Польстишься на роскошную жизнь, как бы хуже не было. А хозяин, должно, сердитый, потому что строго наказывает тех, кто не по нем делает. Пойду лучше ко второму, — тог хоть ничего не обещает, да, говорят, добрый, да и живет заодно с
рабочими».
Очень полезно бывает
людям богатым хоть на короткое время выйти из своей роскошной жизни и прожить хоть немного времени так же, как живут
рабочие, своими руками делая для себя всё, что у богатых
людей делают наемные
рабочие. Только сделай это богатый
человек, и он увидит тот великий грех, который он делал прежде. Только поживи так, — он поймет всю неправду жизни
людей богатых.
Только это унижение и превращение
человека в машину заставляет
рабочих безумно, разрушительно и тщетно бороться за свободу, сущности которой они сами не понимают.
Уважать
людей надо не по их званию и богатству, а по той работе, которую они делают. Чем полезнее эта работа, тем почтеннее
люди. В мире же бывает напротив: уважают праздных, богатых
людей, а не уважают тех, кто делает самые полезные всем дела: земледельцев,
рабочих.
Люди рабочего народа часто стараются перейти в сословие
людей достаточных, живущих чужим трудом. Они называют это выйти в хорошие
люди. А надо бы называть это, напротив, — уйти из хороших
людей в плохие.
Как
человеку, пойманному среди бела дня в грабеже, никак нельзя уверять всех, что он не знал того, что грабимый им
человек не желал отдать ему свой кошелек, так и богатым
людям нашего мира, казалось бы, нельзя уже уверять себя и других, что они не знали того, что те
люди рабочего народа, которые вынуждены работать под землей, в воде, пекле по 10—14 часов в сутки и по ночам на разных фабриках и заводах, работают такую мучительную работу потому, что только при такой работе богатые
люди дают им возможность существования.
Казалось бы, зная всю мучительную бедность
рабочего люда, умирающего от недостатков и сверхсильной работы (а не знать этого невозможно),
людям богатым, пользующимся этим, стòящим человеческих жизней, трудом, если эти богатые
люди не звери, невозможно ни одной минуты оставаться спокойными.
Можно бы было понять то, что
люди считают себя неравными потому, что один сильнее, больше телом, чем другой, или умнее, или бойчее, или больше знает, или добрее, чем другой. Но обыкновенно не по этому разделяют
людей и считают одних
людей выше, а других ниже. Неравными считают
людей потому, что один называется князем, генералом, а другой мужиком,
рабочим, один в дорогой одежде, а другой в лаптях.
Послушаешь или почитаешь речи живущих в достатке и роскоши
людей образованных: все они признают равенство всех
людей и возмущаются против всякого принуждения, угнетения, нарушения свободы
рабочих сословий. А посмотришь на их жизнь, все они не только живут этим угнетением, принуждением, нарушением свободы
рабочих сословий, но, где могут, восстают против попыток
рабочих сословий выйти из этого положения угнетения, несвободы и принуждения.
Человек, владея по наследству миллионами или десятками тысяч десятин, вследствие того, что у него большой дом, лошади, автомобили, прислуга, считает себя особенным
человеком. Вся окружающая его роскошь так опьяняет его, что он не можетперенестись в жизнь того
рабочего, который устраивает стачку на его заводе, или нищего мужика, который срубает дерево в его лесу, и без укоров совести казнит, если может, и
рабочего и крестьянина.
И потому среди христиан не может быть рабов, не может быть той великой неправды, при которой одна кучка
людей может роскошествовать на счет труда бедствующих
рабочих.
Какой бы ни был в наше время
человек, будь он самый образованный, будь он простой
рабочий, будь он философ, ученый, будь он невежда, будь он богач, будь он нищий, будь он духовное лицо какого бы то ни было исповедания, будь он военный, — всякий
человек нашего времени знает, что
люди все имеют одинаковые права на жизнь и блага мира, что одни
люди не лучше и не хуже других, что все
люди равные. А между тем всякий живет так, как будто не знает этого. Так сильно еще между
людьми заблуждение о неравенстве
людей.
Это неправда:
рабочие и бедные были бы неправы, если бы они этого хотели в таком мире, в котором исповедовалось бы и исполнялось учение Христа о любви к ближнему и равенстве всех
людей; но они хотят этого в том мире, в котором исповедуется и исполняется учение о том, что закон жизни есть закон борьбы всех против всех, так что, желая сесть на место богатых, бедные следуют только тому примеру, который подает им деятельность богатых.
Но
люди с давних времен так разделились между собою на царей, вельмож, богачей и
рабочих и нищих, что хотя и знают, что они все равны, они все-таки живут так, как будто не знают этого, и говорят, что нельзя всем быть равными.
Мы спокойно считаем вселенную за великую, непонятную случайность; судя по внешнему виду, она довольно ясно представляется нам громадным загоном для скота или
рабочим домом, обширными кухнями с обеденными столами, за которыми находят себе место только благоразумные
люди.
Неточные совпадения
Наконец
люди истомились и стали заболевать. Сурово выслушивал Угрюм-Бурчеев ежедневные рапорты десятников о числе выбывших из строя
рабочих и, не дрогнув ни одним мускулом, командовал:
—
Рабочих надо непременно нанять еще
человек пятнадцать. Вот не приходят. Нынче были, по семидесяти рублей на лето просят.
Было самое спешное
рабочее время, когда во всем народе проявляется такое необыкновенное напряжение самопожертвования в труде, какое не проявляется ни в каких других условиях жизни и которое высоко ценимо бы было, если бы
люди, проявляющие эти качества, сами ценили бы их, если б оно не повторялось каждый год и если бы последствия этого напряжения не были так просты.
Лишившись собеседника, Левин продолжал разговор с помещиком, стараясь доказать ему, что всё затруднение происходит оттого, что мы не хотим знать свойств, привычек нашего
рабочего; но помещик был, как и все
люди, самобытно и уединенно думающие, туг к пониманию чужой мысли и особенно пристрастен к своей.
Молодые
люди вошли. Комната, в которой они очутились, походила скорее на
рабочий кабинет, чем на гостиную. Бумаги, письма, толстые нумера русских журналов, большею частью неразрезанные, валялись по запыленным столам; везде белели разбросанные окурки папирос.