Неточные совпадения
Чем больше
отрекается человек
от своего телесного я, тем больше раскрывается в нем
бог. Тело скрывает
бога в человеке.
Отречение
от телесной жизни ценно, нужно и радостно, только когда оно религиозное, то есть когда человек
отрекается от себя, своего тела, для того, чтобы исполнить волю живущего в нем
бога. Когда же человек
отрекается от телесной жизни не для исполнения воли
бога, а для того, чтобы исполнить свою волю или волю таких же людей, как он, то такое самоотречение и не ценно, и не нужно, и не радостно, а только вредно и себе и другим.
Совсем
отречься от себя — значит сделаться
богом; жить только для себя — значит сделаться совсем скотом. Жизнь человеческая есть всё большее и большее удаление
от скотской жизни и приближение к жизни божеской.
— На миру душу спасти, — проговорил он задумчиво, — и нет того лучше… Да трудно. Осилит, осилит мир-от тебя. Не те времена ноне… Ноне вместе жить, так отец с сыном, обнявши, погибнет, и мать с дочерью… А душу не соблюсти. Ох, и тут трудно, и одному-те… ах, не легко! Лукавый путает, искушает… ироды смущают… Хладом, гладом морят. «
Отрекись от бога, от великого государя»… Скорбит душа-те, — ох, скорбит тяжко!.. Плоть немощная прискорбна до смерти.
То, что он не на воле, а в тюрьме, что над ним ругались смотрители, что на него надевали кандалы, что над ним издевались сотоварищи узники, что все они, так же как и начальство,
отреклись от Бога и ругались друг над другом и оскверняли всячески в себе образ Божий, — все это не занимало его, все это он видел везде в миру, когда был на воле.
Неточные совпадения
Раз человечество
отречется поголовно
от Бога (а я верю, что этот период — параллель геологическим периодам — совершится), то само собою, без антропофагии, падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит все новое.
— Нет, не называй его отцом моим! Он не отец мне.
Бог свидетель, я
отрекаюсь от него,
отрекаюсь от отца! Он антихрист, богоотступник! Пропадай он, тони он — не подам руки спасти его. Сохни он
от тайной травы — не подам воды напиться ему. Ты у меня отец мой!
Чистота, полная преданность воле
Бога и горячность этой девушки поразили старца. Он давно уже хотел
отречься от мира, но монастырь требовал
от него его деятельности. Эта деятельность давала средства монастырю. И он соглашался, хотя смутно чувствовал всю неправду своего положения. Его делали святым, чудотворцем, а он был слабый, увлеченный успехом человек. И открывшаяся ему душа этой девушки открыла ему и его душу. И он увидал, как он был далек
от того, чем хотел быть и к чему влекло его его сердце.
Но приходит время, когда, с одной стороны, смутное сознание в душе своей высшего закона любви к
богу и ближнему, с другой — страдания, вытекающие из противоречий жизни, заставляют человека
отречься от жизнепонимания общественного и усвоить новое, предлагаемое ему, разрешающее все противоречия и устраняющее страдания его жизни, — жизнепонимание христианское. И время это пришло теперь.
— Я тебе скажу, Лексей ты мой Максимыч, — зря Яков большое сердце свое на
бога истратил. Ни
бог, ни царь лучше не будут, коли я их
отрекусь, а надо, чтоб люди сами на себя рассердились, опровергли бы свою подлую жизнь, — во-от! Эх, стар я, опоздал, скоро совсем слеп стану — горе, брат! Ушил? Спасибо… Пойдем в трактир, чай пить…