Страдать можно только телом; дух
не знает страданий. Чем слабее духовная жизнь, тем сильнее страдания. И потому, если не хочешь страдать, живи больше душою, а меньше телом.
Неточные совпадения
В начале жизни человек
не знает этого и думает, что жизнь его в его теле. Но чем больше он живет, тем больше он
узнает, что настоящая его жизнь — в духе, а
не в теле. Вся жизнь человека в том, чтобы всё больше и больше
узнавать это. Знание же дается нам легче и вернее всего
страданиями тела. Так что именно
страдания тела делают жизнь нашу такою, какою она должна быть: духовною.
Объяснение этого странного противоречия только одно: люди все в глубине души
знают, что жизнь их
не в теле, а в духе, и что всякие
страдания всегда нужны, необходимы для блага духовной жизни. Когда люди,
не видя смысла в человеческой жизни, возмущаются против
страданий, но все-таки продолжают жить, то происходит это только оттого, что они умом утверждают телесность жизни, в глубине же души
знают, что она духовна и что никакие
страдания не могут лишить человека его истинного блага.
Только испытав
страдания,
узнал я близко сродство человеческих душ между собою. Стоит только хорошенько выстрадаться самому, как уже все страдающие становятся тебе понятны. Этого мало, — самый ум проясняется: дотоле скрытые положения и поприща людей становятся тебе известны, и делается видно, что кому потребно. Велик бог, нас умудряющий. И чем же умудряющий? Тем самым горем, от которого мы бежим и хотим скрыться.
Страданиями и горем определено нам добывать крупицы мудрости,
не приобретаемой в книгах.
Мы говорим, что
страдания — зло, а если бы
не было
страданий, человек
не знал бы, где кончается он и где начинается то, что
не он.
Неточные совпадения
Но, что б они ни говорили, он
знал, что теперь всё погибло. Прислонившись головой к притолоке, он стоял в соседней комнате и слышал чей-то никогда неслыханный им визг, рев, и он
знал, что это кричало то, что было прежде Кити. Уже ребенка он давно
не желал. Он теперь ненавидел этого ребенка. Он даже
не желал теперь ее жизни, он желал только прекращения этих ужасных
страданий.
Вронский
не слушал его. Он быстрыми шагами пошел вниз: он чувствовал, что ему надо что-то сделать, но
не знал что. Досада на нее за то, что она ставила себя и его в такое фальшивое положение, вместе с жалостью к ней за ее
страдания, волновали его. Он сошел вниз в партер и направился прямо к бенуару Анны. У бенуара стоял Стремов и разговаривал с нею:
«Это новое чувство
не изменило меня,
не осчастливило,
не просветило вдруг, как я мечтал, — так же как и чувство к сыну. Никакого сюрприза тоже
не было. А вера —
не вера — я
не знаю, что это такое, — но чувство это так же незаметно вошло
страданиями и твердо засело в душе.
Но, Долли, душенька, я понимаю твои
страдания вполне, только одного я
не знаю: я
не знаю… я
не знаю, насколько в душе твоей есть еще любви к нему.
— Скажи мне, — наконец прошептала она, — тебе очень весело меня мучить? Я бы тебя должна ненавидеть. С тех пор как мы
знаем друг друга, ты ничего мне
не дал, кроме
страданий… — Ее голос задрожал, она склонилась ко мне и опустила голову на грудь мою.