Неточные совпадения
Христос научает
человека тому, что в нем есть то, что поднимает его выше этой жизни с ее суетой, страхами и похотями.
Человек, познавший учение Христа, испытывает то, что испытала бы птица, если бы она не знала того, что у нее есть крылья, и вдруг поняла бы, что она может летать, быть свободной и ничего не
бояться.
Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы; нет таких богатств, которые бы не пропадали; нет такой власти, которая не кончалась бы. Всё это непрочно. Если
человек положит жизнь свою в том, чтобы быть здоровым, богатым, важным
человеком, если даже он и получит то, чего добивается, он все-таки будет беспокоиться,
бояться и огорчаться, потому что будет видеть, как всё то, во что он положил жизнь, уходит от него, будет видеть, что он сам понемногу стареется и приближается к смерти.
Всё живое
боится мучения, всё живое
боится смерти; познай самого себя не только в
человеке, но во всяком живом существе, не убивай и не причиняй страдания и смерти.
И святой сказал: «Ничего из этого не желаю, потому что господу богу подобает избавлять
людей от того, что он посылает им: от нужды и страданий, от болезней и от преждевременной смерти. Любви же от
людей я
боюсь.
Боюсь, как бы любовь людская не соблазнила меня, не помешала мне в одном главном моем деле, в том, чтобы увеличить в себе любовь к богу и к
людям».
Человек боится смерти и подлежит ей.
Человек, не знающий добра и зла, кажется счастливее, но он неудержимо стремится к этому познанию.
Человек любит праздность и удовлетворение похотей без страданий, и вместе с тем только труд и страдания дают жизнь ему и его роду.
Богатому плохо живется и оттого, что он не может быть спокоен, а всегда
боится за свое богатство, и оттого, что чем больше богатства, тем больше забот и дел. А главное, оттого плохо живется богатому, что ему можно сходиться только с немногими
людьми, с такими же, как он, богатыми. С остальными же, с бедными, ему нельзя сходиться. Если сойтись с бедными, слишком ясно виден его грех. И ему не может не быть стыдно.
Гордый
человек боится всякого осуждения. А
боится он потому, что чувствует, что величие его не твердо, что оно держится только до тех пор, пока не сделана хоть маленькая дырка в том пузыре, которым он надут.
Когда
люди говорят, что всем надо жить мирно, никого не обижать, а сами не миром, а силою заставляют
людей жить по своей воле, то они как будто говорят: делайте то, что мы говорим, а не то, что мы делаем. Можно
бояться таких
людей, но нельзя им верить.
Люди признают насильническую власть и подчиняются ей, потому что
боятся, что если не будет такой власти, то злые
люди будут насиловать и обижать добрых. Пора
людям понять, что этого нечего
бояться; нечего
бояться потому, что то, чего они
боятся, то и есть, то есть что теперь, при теперешних властях, злые не переставая насилуют и обижают добрых, и обижают и насилуют так, что трудно думать, чтобы без этих властей и обиды были бы хуже.
Если бы мы только знали, из-за чего нас хвалят и из-за чего бранят, мы бы перестали дорожить похвалами
людей и
бояться их осуждения.
Люди уже давно не верят в старые обычаи, законы, учреждения, а все-таки подчиняются им, потому что каждый думает, что большинство
людей осудит его, если он откажется повиноваться. А между тем большинство уже давно не верит, а только каждый
боится быть первым.
Ты
боишься, что тебя будут презирать за твою кротость, но
люди справедливые не могут презирать тебя за это, а до других
людей тебе дела нет, — не обращай внимания на их суждения. Не станет же хороший столяр огорчаться тем, что
человек, ничего не понимающий в столярном деле, не одобряет его работы.
В особенности удивлялся он слепоте тех ложных ученых, которые не сознают, что человеческий ум не может проникнуть в эти тайны. — Потому-то, — говорил он, — все эти
люди, воображающие, что смеют толковать о них, далеко не сходятся в своих основных мнениях, и когда послушаешь их всех вместе, то кажется, что находишься среди сумасшедших. И действительно, какие отличительные признаки несчастных, одержимых безумием? Они
боятся того, в чем нет ничего страшного, и не страшатся того, что действительно опасно.
Кто много говорит, тот мало делает. Мудрый
человек всегда
боится, чтобы слова его не обещали больше того, что он может дать делами, и потому чаще молчит и говорит только тогда, когда это нужно не ему, а другим.
Если
люди говорят вам, что не надо во всем добираться до правды, потому что полной правды никогда не найдешь, не верьте им и
бойтесь таких
людей. Это самые злые враги не только истины, но и ваши.
Нет несчастья хуже того, когда
человек начинает
бояться истины, чтобы она не показала ему, как он дурен.
Не надо
бояться тех разрушений, которые совершает разум в установленных
людьми преданиях. Разум не может ничего уничтожать, не заменяя его истиной. Таково его свойство.
«Если бы
человек и мог не
бояться смерти и не думать о ней, — одних страданий, ужасных, бесцельных, ничем не оправдываемых и никогда не отвратимых страданий, которым он подвергается, было бы достаточно для того, чтобы разрушить всякий разумный смысл, приписываемый жизни», — говорят
люди.
Мы знаем, что когда гремит гром, то молния уже ударила, и потому гром не может убить, а все-таки мы всегда вздрагиваем от громового удара. То же и с смертью. Не разумеющему смысл жизни
человеку кажется, что со смертью погибает всё, и он так
боится ее и прячется от нее, как глупый
человек прячется от громового удара, тогда как удар этот уже никак не может убить его.
Если смерть страшна, то причина этого не в ней, а в нас. Чем лучше
человек, тем меньше он
боится смерти.
Так что и вам, судьи, и всем
людям, я думаю, следует не
бояться смерти и помнить одно: для доброго
человека нет никакого зла ни в жизни, ни в смерти».
Люди боятся смерти и желают жить как можно дольше. Но если смерть есть несчастье, то не всё ли равно умереть через 30 или через 300 лет? Много ли радости для приговоренного к смерти в том, что товарищей его казнят через три дня, а его через 30 дней?
Мы
боимся смерти только потому, что считаем собою то орудие, которым мы призваны работать, — свое тело. А стоит привыкнуть считать собою то, что работает орудием, — дух, и не может быть страха.
Человек, считающий свое тело только данным ему для работы орудием, испытает в минуту смерти только сознание неловкости, которое испытал бы работник, когда у него отнято прежнее орудие, которым он привык работать, а новое не дано еще.