Нехорошо скрывать от
больного то, что он может умереть от своей болезни. Надо, напротив, напоминать ему об этом. Скрывая это от него, мы лишаем его того блага, которое дает ему болезнь, вызывая в нем сознанием близости смерти усиление сознания духовной жизни.
Неточные совпадения
Будешь слишком угождать телу, — ослабишь его; будешь слишком утруждать его, — тоже ослабишь. Если уж выбирать одно из двух,
то лучше изнурять, чем нежить, тело, — потому лучше, что, если не доел, не доспал, переработал, тело сейчас же покажет тебе ошибку. Если же слишком изнежил тело,
то оно, не сейчас, но гораздо позже, покажет тебе твою ошибку
тем, что будет слабое и
больное.
Никто никогда не напивался и не накуривался для
того, чтобы делать хорошее дело: работать, обдумать вопрос, ходить за
больным, молиться богу. Большинство же злых дел делаются в пьяном виде.
Упреки совести всегда
больнее за
то, что сделал, чем за
то, чего не сделал.
Если бы мы захотели смешать сознание своего назначения с наслаждением и предложили бы эту смесь в качестве лекарства
больной душе,
то эти два начала сейчас же сами собой разделились бы.
Радость совершенная, говорил он, не в
том, чтобы быть восхваляемым людьми за свою добродетель, не в
том, чтобы иметь дар исцеления
больных, возвращения слуха глухим, зрения слепым, не в
том, чтобы предвидеть и предсказывать будущее, не в
том, чтобы постигать течение звезд и свойства всех растений и животных, и не в
том даже, чтобы привести всех людей к истинной вере.
Только знай и верь, что всё, что случается с тобой, ведет тебя к твоему истинному, духовному благу, и ты будешь встречать болезни, бедность, позор, — всё
то, что считается людьми бедствиями, — не как бедствия, а как
то, что нужно для твоего блага, как земледелец принимает нужный для его поля дождь, измочивший его, как
больной принимает горькое лекарство.
Разве возможно было бы всем людям жить в одной Америке или Иерусалиме, или жить в одно и
то же время? Если бы счастие было в богатстве, или в здоровье, или в красоте,
то ведь тогда все бедные, все старики, все
больные, все некрасивые были бы несчастны. Неужели бог лишил всех этих людей счастия? Нет, благодарение богу! Он трудное сделал ненужным, сделал так, что нет счастия в богатстве, нет его ни в чинах, ни в красоте тела. Счастие в одном — в доброй жизни, и это во власти каждого.
Приятели уселись в кресла, и майор приказал подать трубки. Когда они задымились, Сергей Семенович подробно стал рассказывать о последних событиях в Петербурге, уже известных читателям. После окончания рассказа разговор как-то невольно перешел снова на
больную тему — на жену Ивана Осиповича.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С
тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают.
Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
После помазания
больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и
том же счастливом и робком, как бы не ошибиться, возбуждении.
Она вспоминала наивную радость, выражавшуюся на круглом добродушном лице Анны Павловны при их встречах; вспоминала их тайные переговоры о
больном, заговоры о
том, чтоб отвлечь его от работы, которая была ему запрещена, и увести его гулять; привязанность меньшего мальчика, называвшего ее «моя Кити», не хотевшего без нее ложиться спать.
Он не мог теперь никак примирить свое недавнее прощение, свое умиление, свою любовь к
больной жене и чужому ребенку с
тем, что теперь было,
то есть с
тем, что, как бы в награду зa всё это, он теперь очутился один, опозоренный, осмеянный, никому не нужный и всеми презираемый.
Левин, которого давно занимала мысль о
том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью, писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочел это письмо
больному. Сергей Иванович писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.