Неточные совпадения
Мне было неловко видеть ее печаль при свидании с нами; я сознавал, что мы сами по себе ничто
в ее глазах, что мы ей дороги только как воспоминание, я чувствовал, что
в каждом
поцелуе, которыми она покрывала мои щеки, выражалась одна мысль: ее нет, она умерла, я не увижу ее больше!
В одну из тех минут, когда, с уроком
в руке, занимаешься прогулкой по комнате, стараясь ступать только по одним щелям половиц, или пением какого-нибудь несообразного мотива, или размазыванием чернил по краю стола, или повторением без всякой мысли какого-нибудь изречения — одним словом,
в одну из тех минут, когда ум отказывается от работы и воображение, взяв верх, ищет впечатлений, я вышел из классной и без всякой
цели спустился к площадке.
Иногда, притаившись за дверью, я с тяжелым чувством зависти и ревности слушал возню, которая поднималась
в девичьей, и мне приходило
в голову: каково бы было мое положение, ежели бы я пришел на верх и, так же как Володя, захотел бы
поцеловать Машу? что бы я сказал с своим широким носом и торчавшими вихрами, когда бы она спросила у меня, чего мне нужно?
Часто она говорила мне: „Карл! подите сюда,
в мою комнату“, и она потихоньку
целовала меня.
Целую ночь я бежал по дороге, но когда рассвело, я боялся, чтобы меня не узнали, и спрятался
в высокую рожь. Там я стал на коленки, сложил руки, поблагодарил отца небесного за свое спасение и с покойным чувством заснул. Ich dankte dem allmächtigen Gott für Seine Barmherzigkeit und mit beruhigtem Gefühl schlief ich ein.
Бог сей видит и сей знает, и на сей его святое воля, тольк вас жалько мне, детьи!» — заключил Карл Иваныч, притягивая меня к себе за руку и
целуя в голову.
В то время как Володя отвечал ему с свободой и уверенностью, свойственною тем, кто хорошо знает предмет, я без всякой
цели вышел на лестницу, и так как вниз нельзя мне было идти, весьма естественно, что я незаметно для самого себя очутился на площадке.
Я решительно замялся, не сказал ни слова больше и чувствовал, что ежели этот злодей-учитель хоть год
целый будет молчать и вопросительно смотреть на меня, я все-таки не
в состоянии буду произнести более ни одного звука. Учитель минуты три смотрел на меня, потом вдруг проявил
в своем лице выражение глубокой печали и чувствительным голосом сказал Володе, который
в это время вошел
в комнату...
На столе, между тысячью разнообразных вещей, стоял около перилец шитый портфель с висячим замочком, и мне захотелось попробовать, придется ли к нему маленький ключик. Испытание увенчалось полным успехом, портфель открылся, и я нашел
в нем
целую кучу бумаг. Чувство любопытства с таким убеждением советовало мне узнать, какие были эти бумаги, что я не успел прислушаться к голосу совести и принялся рассматривать то, что находилось
в портфеле…
Едва успела Катенька произнести эти слова, как Сережа нагнулся и
поцеловал Сонечку. Так прямо и
поцеловал в ее розовые губки. И Сонечка засмеялась, как будто это ничего, как будто это очень весело. Ужасно!!! О, коварная изменница!
-Jérôme’а другой
цели в жизни, как желания наказать меня.
Вспоминая свое отрочество и особенно то состояние духа,
в котором я находился
в этот несчастный для меня день, я весьма ясно понимаю возможность самого ужасного преступления, без
цели, без желания вредить, — но так — из любопытства, из бессознательной потребности деятельности.
Катенька, Любочка и Володя посмотрели на меня
в то время, как Jérôme за руку проводил меня через залу, точно с тем же выражением, с которым мы обыкновенно смотрели на колодников, проводимых по понедельникам мимо наших окон. Когда же я подошел к креслу бабушки, с намерением
поцеловать ее руку, она отвернулась от меня и спрятала руку под мантилью.
Несмотря на то, что я ощущал сильнейшую боль
в ухе, я не плакал, а испытывал приятное моральное чувство. Только что папа выпустил мое ухо, я схватил его руку и со слезами принялся покрывать ее
поцелуями.
Когда Василий содержался
в части, Маша по
целым дням, не осушая глаз, плакала, жаловалась на свою горькую судьбу Гаше (принимавшей живое участие
в делах несчастных любовников) и, презирая брань и побои своего дяди, потихоньку бегала
в полицию навещать и утешать своего друга.
Володя с сияющим лицом вбегает
в переднюю,
целует и обнимает меня, Любочку, Мими и Катеньку, которая при этом краснеет до самых ушей.
Бабушка
в первый раз после кончины maman пьет шампанское, выпивает
целый бокал, поздравляя Володю, и снова плачет от радости, глядя на него.
Когда Любочка сердилась и говорила: «
целый век не пускают», это слово
целый век, которое имела тоже привычку говорить maman, она выговаривала так, что, казалось, слышал ее, как-то протяжно: це-е-лый век; но необыкновеннее всего было это сходство
в игре ее на фортепьяно и во всех приемах при этом: она так же оправляла платье, так же поворачивала листы левой рукой сверху, так же с досады кулаком била по клавишам, когда долго не удавался трудный пассаж, и говорила: «ах, бог мой!», и та же неуловимая нежность и отчетливость игры, той прекрасной фильдовской игры, так хорошо названной jeu perlé, [блистательной игрой (фр.).] прелести которой не могли заставить забыть все фокус-покусы новейших пьянистов.
Пройдя несколько раз по зале, он, остановившись за стулом Любочки,
поцеловал ее
в черную голову и потом, быстро поворотившись, опять продолжал свою прогулку.
Когда, окончив пьесу, Любочка подошла к нему с вопросом: «Хорошо ли?», он молча взял ее за голову и стал
целовать в лоб и глаза с такою нежностию, какой я никогда не видывал от него.
Он еще раз
поцеловал ее и, стараясь пересилить внутреннее волнение, подергивая плечом, вышел
в дверь, ведущую через коридор
в комнату Володи.
Когда молодые, с конфетами на подносе, приходят к папа благодарить его и Маша,
в чепчике с голубыми лентами, тоже за что-то благодарит всех нас,
целуя каждого
в плечико, я чувствую только запах розовой помады от ее волос, но ни малейшего волнения.
Я подошел к столу и тоже взял книгу; но, прежде чем начал читать ее, мне пришло
в голову, что как-то смешно, что мы, не видавшись
целый день, ничего не говорим друг другу.
Kapp сказал, что во всякой привязанности есть две стороны: одна любит, другая позволяет любить себя, одна
целует, другая подставляет щеку. Это совершенно справедливо; и
в нашей дружбе я
целовал, а Дмитрий подставлял щеку; но и он готов был
целовать меня. Мы любили ровно, потому что взаимно знали и ценили друг друга; но это не мешало ему оказывать влияние на меня, а мне подчиняться ему.
Неточные совпадения
Хлестаков. Возьмите, возьмите; это порядочная сигарка. Конечно, не то, что
в Петербурге. Там, батюшка, я куривал сигарочки по двадцати пяти рублей сотенка, просто ручки потом себе
поцелуешь, как выкуришь. Вот огонь, закурите. (Подает ему свечу.)
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе
в дом
целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь
в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит
в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он
целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни
в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются
в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь
целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как
в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Пускай народу ведомо, // Что
целые селения // На попрошайство осенью, // Как на доходный промысел, // Идут:
в народной совести // Уставилось решение, // Что больше тут злосчастия, // Чем лжи, — им подают.