Неточные совпадения
Не могу выразить чувства холодного ужаса, охватившего мою душу
в эту
минуту. Дрожь пробегала по моим волосам, а глаза с бессмыслием страха были устремлены на нищего…
Через
минуту робкий луч солнца уже блестит
в лужах дороги, на полосах падающего, как сквозь сито, мелкого прямого дождя и на обмытой, блестящей зелени дорожной травы.
В одну из тех
минут, когда, с уроком
в руке, занимаешься прогулкой по комнате, стараясь ступать только по одним щелям половиц, или пением какого-нибудь несообразного мотива, или размазыванием чернил по краю стола, или повторением без всякой мысли какого-нибудь изречения — одним словом,
в одну из тех
минут, когда ум отказывается от работы и воображение, взяв верх, ищет впечатлений, я вышел из классной и без всякой цели спустился к площадке.
Иногда я слышал, как Маша говорила Володе: «Вот наказанье! что же вы
в самом деле пристали ко мне, идите отсюда, шалун этакой… отчего Николай Петрович никогда не ходит сюда и не дурачится…» Она не знала, что Николай Петрович сидит
в эту
минуту под лестницею и все на свете готов отдать, чтобы только быть на месте шалуна Володи.
— Нет, это не он, это какой-то барин, — сказал он. — Подождем еще до половины третьего, — прибавил он, потягиваясь и
в то же время почесывая маковку, как он это обыкновенно делал, на
минуту отдыхая от занятий. — Ежели не придет и
в половине третьего, тогда можно будет сказать St.-Jérôme’у, чтобы убрать тетради.
Было уже без пяти
минут три, когда я вернулся
в класс. Учитель, как будто не замечая ни моего отсутствия, ни моего присутствия, объяснял Володе следующий урок. Когда он, окончив свои толкования, начал складывать тетради и Володя вышел
в другую комнату, чтобы принести билетик, мне пришла отрадная мысль, что все кончено и про меня забудут.
Я решительно замялся, не сказал ни слова больше и чувствовал, что ежели этот злодей-учитель хоть год целый будет молчать и вопросительно смотреть на меня, я все-таки не
в состоянии буду произнести более ни одного звука. Учитель
минуты три смотрел на меня, потом вдруг проявил
в своем лице выражение глубокой печали и чувствительным голосом сказал Володе, который
в это время вошел
в комнату...
Это фаталистическое изречение,
в детстве подслушанное мною у Николая, во все трудные
минуты моей жизни производило на меня благотворное, временно успокаивающее влияние. Входя
в залу, я находился
в несколько раздраженном и неестественном, но чрезвычайно веселом состоянии духа.
Вследствие такого любезного намерения, как только гувернантка вернулась
в комнату, я принялся галопировать вокруг нее и продолжал эти эволюции до тех пор, пока не нашел удобной
минуты снова зацепить каблуком за ее юбку и оборвать.
Бывают
минуты, когда будущее представляется человеку
в столь мрачном свете, что он боится останавливать на нем свои умственные взоры, прекращает
в себе совершенно деятельность ума и старается убедить себя, что будущего не будет и прошедшего не было.
В такие
минуты, когда мысль не обсуживает вперед каждого определения воли, а единственными пружинами жизни остаются плотские инстинкты, я понимаю, что ребенок, по неопытности, особенно склонный к такому состоянию, без малейшего колебания и страха, с улыбкой любопытства, раскладывает и раздувает огонь под собственным домом,
в котором спят его братья, отец, мать, которых он нежно любит.
В первую
минуту Jérôme не мог слова произнести от удивления и злости.
Он сказал это так громко, что все слышали его слова. Кровь с необыкновенной силой прилила к моему сердцу; я почувствовал, как крепко оно билось, как краска сходила с моего лица и как совершенно невольно затряслись мои губы. Я должен был быть страшен
в эту
минуту, потому что St.-Jérôme, избегая моего взгляда, быстро подошел ко мне и схватил за руку; но только что я почувствовал прикосновение его руки, мне сделалось так дурно, что я, не помня себя от злобы, вырвал руку и из всех моих детских сил ударил его.
Внизу послышался громкий голос Августа Антоныча (должно быть, он говорил про меня), потом детские голоса, потом смех, беготня, а через несколько
минут в доме все пришло
в прежнее движение, как будто никто не знал и не думал о том, что я сижу
в темном чулане.
Слезы душили меня, я сел на диван и, не
в силах говорить более, упал головой ему на колена, рыдая так, что мне казалось, я должен был умереть
в ту же
минуту.
Раз мне пришла мысль, что счастье не зависит от внешних причин, а от нашего отношения к ним, что человек, привыкший переносить страдания, не может быть несчастлив, и, чтобы приучить себя к труду, я, несмотря на страшную боль, держал по пяти
минут в вытянутых руках лексиконы Татищева или уходил
в чулан и веревкой стегал себя по голой спине так больно, что слезы невольно выступали на глазах.
Были
минуты, что я, под влиянием этой постоянной идеи, доходил до такой степени сумасбродства, что иногда быстро оглядывался
в противоположную сторону, надеясь врасплох застать пустоту (néant) там, где меня не было.
Да, чем дальше подвигаюсь я
в описании этой поры моей жизни, тем тяжелее и труднее становится оно для меня. Редко, редко между воспоминаниями за это время нахожу я
минуты истинного теплого чувства, так ярко и постоянно освещавшего начало моей жизни. Мне невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста и положило начало новой, исполненной прелести и поэзии, поре юности.
— Что ж делать, si je suis timide! [если я застенчив! (фр.)] Я уверен, ты
в жизни своей никогда не краснел, а я всякую
минуту, от малейших пустяков! — сказал он, краснея
в это же время.
В метафизических рассуждениях, которые бывали одним из главных предметов наших разговоров, я любил ту
минуту, когда мысли быстрее и быстрее следуют одна за другой и, становясь все более и более отвлеченными, доходят, наконец, до такой степени туманности, что не видишь возможности выразить их и, полагая сказать то, что думаешь, говоришь совсем другое.
Я любил эту
минуту, когда, возносясь все выше и выше
в области мысли, вдруг постигаешь всю необъятность ее и сознаешь невозможность идти далее.
Досада моя прошла
в одну
минуту, и Дмитрий снова стал
в моих глазах тем же добрым и милым человеком.