Только если бы люди были боги, как мы воображаем их, только тогда они бы могли любить одних избранных людей; тогда бы только и предпочтение одних другим могло быть истинною любовью. Но люди не боги, а находятся в тех
условиях существования, при которых все живые существа всегда живут одни другими, пожирая одни других, и в прямом и в переносном смысле; и человек, как разумное существо, должен знать и видеть это. Он должен знать, что всякое плотское благо получается одним существом только в ущерб другому.
Неточные совпадения
Жизнь других существ, окружающих его, представляется ему только одним из
условий его
существования.
Знают или не знают люди о законе изменения их
существования, закон этот совершается точно так же, как совершается изменение в жизни кротов и бобров вследствии тех
условий, в которых они находятся.
Понимая свою жизнь только как животное
существование, определяемое пространственными и временными
условиями, человек и пробуждение и деятельность разумного сознания хочет измерять тою же меркой: он спрашивает себя — когда, сколько времени, в каких
условиях я находился в обладании разумным сознанием?
То, что называют потребностями, т. е.
условия животного
существования человека, можно сравнить с бесчисленными способными раздуваться, шариками, из которых бы было составлено какое-нибудь тело.
Предпочтения эти относятся к любви так же, как
существование относится к жизни. И как людьми, не понимающими жизни, жизнью называется
существование, так этими же людьми любовью называется предпочтение одних
условий личного
существования другим.
Жизнь понимается не так, как она сознается разумным сознанием — как невидимое, но несомненное подчинение в каждое мгновение настоящего своего животного — закону разума, освобождающее свойственное человеку благоволение ко всем людям и вытекающую из него деятельность любви, а только как плотское
существование в продолжении известного промежутка времени, в определенных и устраиваемых нами, исключающих возможность благоволения ко всем людям,
условиях.
Люди не видят того, что ничто, ноль, на что бы он ни был помножен, остается тем же, равным всякому другому — нолем, не видят, что
существование животной личности всякого человека одинаково бедственно и не может быть никакими внешними
условиями сделано счастливым.
Я умру. Что же тут страшного? Ведь сколько разных перемен происходило и происходит в моем плотском
существовании, и я не боялся их? Отчего же я боюсь этой перемены, которая еще не наступала и в которой не только нет ничего противного моему разуму и опыту, но которая так понятна, знакома и естественна для меня, что в продолжении моей жизни я постоянно делал и делаю соображения, в которых смерть, и животных, и людей, принималась мною, как необходимое и часто приятное мне
условие жизни. Что же страшно?
Рассуждая же на основании наблюдения, сначала мне представляется, что причины особенности моего я находятся в особенностях моих родителей и
условий, влиявших на меня и на них; но, рассуждая по этому пути дальше, я не могу не видеть, что если особенное мое я лежит в особенности моих родителей и
условий, влиявших на них, то оно лежит и в особенности всех моих предков и в
условиях их
существования — до бесконечности, т. е. вне времени и вне пространства, — так что мое особенное я произошло вне пространства и вне времени, т. е. то самое, что я и сознаю.
Свое особенное отношение к миру, любовь к одному и нелюбовь к другому, такому человеку представляется только одним из
условий его
существования; и единственное дело жизни, установление нового отношения к миру, увеличение любви, представляется ему делом не нужным.
Для человека же, знающего себя не по отражению в пространственном и временном
существовании, а по своему возросшему любовному отношению к миру, уничтожение тени пространственных и временных
условий есть только признак большей степени света.
Но еще более, не скажу с другой стороны, но по самому существу жизни, как мы сознаем ее, становится ясным суеверие смерти. Мой друг, брат, жил так же, как и я, и теперь перестал жить так, как я. Жизнь его была его сознание и происходила в
условиях его телесного
существования; значит, нет места и времени для проявления его сознания, и его нет для меня. Брат мой был, я был в общении с ним, а теперь его нет, и я никогда не узнаю, где он.
И то, что человек дольше или меньше жил в видимых мною
условиях этого
существования, не может представлять никакого различия в его истинной жизни.
Но ведь это нам кажется только. Никто из нас ничего не знает про те основы жизни, которые внесены другими в мир, и про то движение жизни, которое совершилось в нем, про те препятствия для движения жизни, которые есть в этом существе и, главное, про те другие
условия жизни, возможные, но невидимые нам, в которые в другом
существовании может быть поставлена жизнь этого человека.
Он показывает несомненно, что жизнь эта началась не с рождением, а была и есть всегда, — показывает, что благо этой жизни растет, увеличивается здесь, доходя до тех пределов, которые уже не могут содержать его, и только тогда уходит из всех
условий, которые задерживают его увеличение, переходя в другое
существование.
Неточные совпадения
Экономика есть работа духа над материей мира, от которой зависит самое
существование людей в
условиях этого мира.
Здешние китайцы в большинстве случаев разные бродяги, проведшие жизнь в грабежах и разбоях. Любители легкой наживы, они предавались курению опиума и азартным играм, во время которых дело часто доходило до кровопролития. Весь беспокойный, порочный элемент китайского населения Уссурийского края избрал низовья Бикина своим постоянным местопребыванием. Здесь по островам, в лабиринте потоков, в юртах из корья, построенных по туземному образцу, они находили
условия, весьма удобные для своего
существования.
Там, в густых лесах, где не бывает наста, он находит достаточно корма и благоприятные
условия для
существования.
Едва ли они даже не сходились во взглядах на
условия, при которых возможно совместное
существование господ и рабов (обе одинаково признавали слепое повиновение главным фактором этих
условий), но первая была идеалистка и смягчала свои взгляды на рабство утешениями «от Писания», а вторая, как истая саддукеянка, смотрела на рабство как на фаталистическое ярмо, которое при самом рождении придавило шею, да так и приросло к ней.
Очевидно, что при таких чудовищных
условиях совместное
существование было немыслимо. Поэтому Урванцовы недолго выдержали. Прожив в наших местах не больше двух лет, они одновременно и неизвестно куда исчезли, оставив и отческий дом, и деревнюшку на волю случайности.