Неточные совпадения
Книжники, не понимая того противоречия, которое составляет
начало разумной жизни, смело утверждают, что так как они его не видят, то противоречия и нет никакого, и что жизнь человека есть только его животное существование.
Везде вокруг себя с детства человек видит людей, с полною уверенностью и внешнею торжественностью исполняющих эти дела, и, не имея никакого
разумного объяснения своей жизни, человек не только
начинает делать такие же дела, но этим делам старается приписать
разумный смысл.
И он
начинает убеждать себя, что дела эти имеют
разумный смысл и что объяснение их смысла если и не вполне известно ему, то известно другим людям.
Человек хочет определять свою жизнь временем, как он определяет видимое им существование вне себя, и вдруг в нем пробуждается жизнь, не совпадающая с временем его плотского рождения, и он не хочет верить тому, что то, что не определяется временем, может быть жизнью. Но сколько бы ни искал человек во времени той точки, с которой бы он мог считать
начало своей
разумной жизни, он никогда не найдет ее.
В своих воспоминаниях он никогда не найдет этой точки, этого
начала разумного сознания.
Разумное благо не видно, но личное благо так несомненно уничтожено, что продолжать личное существование невозможно, и в человеке
начинает устанавливаться новое отношение его животного к
разумному сознанию.
Но что же такое это
разумное сознание? Евангелие Иоанна начинается тем, что Слово, «Logos» (Логос — Разум, Мудрость, Слово), есть
начало, и что в нем всё и от него всё; и что потому разум — то, что определяет всё остальное — ничем не может быть определяем.
Начало любви, корень ее, не есть порыв чувства, затемняющий разум, как это обыкновенно воображают, но есть самое
разумное, светлое и потому спокойное и радостное состояние, свойственное детям и
разумным людям.
С одной стороны, становится всё более и более ясным, что жизнь личности с ее приманками не может дать блага, с другой стороны то, что уплата всякого долга, предписываемого людьми, есть только обман, лишающий человека возможности уплаты по единственному долгу человека — тому
разумному и благому
началу, от которого он исходит.
— Слушайте, я намерена здесь открыть переплетную, на
разумных началах ассоциации. Так как вы здесь живете, то как вы думаете: удастся или нет?
И действительно, в этом нет ничего неестественного, и способность людей маломыслящих подчиняться указаниям людей, стоящих на высшей степени сознания, есть всегдашнее свойство людей, то свойство, вследствие которого люди, подчиняясь одним и тем же
разумным началам, могут жить обществами: одни — меньшинство — сознательно подчиняясь одним и тем же разумным началам, вследствие согласия их с требованиями своего разума; другие — большинство — подчиняясь тем же началам бессознательно только потому, что эти требования стали общественным мнением.
Анархия осталась бы та же, потому что в обществе все-таки
разумных начал не было бы, озорничества продолжались бы по-прежнему; но половина людей принуждена была бы страдать от них и постоянно питать их собою, своим смирением и угодливостью.
Неточные совпадения
— Я очень, очень был рад. Это доказывает, что наконец у нас
начинает устанавливаться
разумный и твердый взгляд на это дело.
Беда, коль пироги
начнёт печи сапожник, // А сапоги тачать пирожник, // И дело не пойдёт на лад. // Да и примечено стократ, // Что кто за ремесло чужое браться любит, // Тот завсегда других упрямей и вздорней: // Он лучше дело всё погубит, // И рад скорей // Посмешищем стать света, // Чем у честных и знающих людей // Спросить иль выслушать
разумного совета.
— Да, —
начал Базаров, — странное существо человек. Как посмотришь этак сбоку да издали на глухую жизнь, какую ведут здесь «отцы», кажется: чего лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым
разумным манером. Ан нет; тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними.
Особенно счастлив я был, когда, ложась спать и закрываясь одеялом,
начинал уже один, в самом полном уединении, без ходящих кругом людей и без единого от них звука, пересоздавать жизнь на иной лад. Самая яростная мечтательность сопровождала меня вплоть до открытия «идеи», когда все мечты из глупых разом стали
разумными и из мечтательной формы романа перешли в рассудочную форму действительности.
Но А. Д. Самарин столкнулся с темным, иррациональным
началом в церковной жизни, в точке скрепления церкви и государства, с влияниями, которые не могут быть даже названы реакционными, так как для них нет никакого
разумного имени.