Для животного деятельность, не имеющая своей целью благо личности, а прямо противоположная этому благу, есть
отрицание жизни, но для человека это как раз наоборот. Деятельность человека, направленная на достижение только блага личности, есть полное отрицание жизни человеческой.
Неточные совпадения
Наступает время и наступило уже, когда обман, выдающий
отрицание — на словах — этой
жизни, для приготовления себе будущей, и признание одного личного животного существования за
жизнь и так называемого долга за дело
жизни, — когда обман этот становится ясным для большинства людей, и только забитые нуждой и отупевшие от похотливой
жизни люди могут еще существовать, не чувствуя бессмысленности и бедственности своего существования.
Жизнь человеческая начинается только с проявления разумного сознания, — того самого, которое открывает человеку одновременно и свою
жизнь, и в настоящем и в прошедшем, и
жизнь других личностей, и всё, неизбежно вытекающее из отношений этих личностей, страдания и смерть, — то самое, что производит в нем
отрицание блага личной
жизни и противоречие, которое, ему кажется, останавливает его
жизнь.
Но для человека, как разумного существа,
отрицание возможности личного блага и
жизни есть неизбежное последствие условий личной
жизни и свойства разумного сознания, соединенного с нею.
Отрицание блага и
жизни личности есть для разумного существа такое же естественное свойство его
жизни, как для птицы летать на крыльях, а не бегать ногами.
Истинная
жизнь человека, проявляющаяся в отношении его разумного сознания к его животной личности, начинается только тогда, когда начинается
отрицание блага животной личности.
Отрицание же блага животной личности начинается тогда, когда пробуждается разумное сознание.
Жизнь, как личное существование, отжита человечеством, и вернуться к ней нельзя, и забыть то, что личное существование человека не имеет смысла, невозможно. Что бы мы ни писали, ни говорили, ни открывали, как бы ни усовершенствовали нашу личную
жизнь,
отрицание возможности блага личности остается непоколебимой истиной для всякого разумного человека нашего времени.
Наше общество немногочисленно и не сильно. Притом, оно искони идет вразброд. Но я убежден, что никакая случайная вакханалия не в силах потушить те искорки, которые уже засветились в нем. Вот почему я и повторяю, что хлевное ликование может только наружно окатить общество, но не снесет его, вместе с грязью, в водосточную яму. Я, впрочем, не отрицаю, что периодическое повторение хлевных торжеств может повергнуть общество в уныние, но ведь уныние не есть
отрицание жизни, а только скорбь по ней.
Ведь страдания трагического героя иллюстрируют все ту же безотрадную Силенову мудрость; трагедии великих трагиков, Эсхила и Софокла, кончаются гибелью героев и самым, казалось бы, безнадежным
отрицанием жизни.
Неточные совпадения
— Хорошо тебе так говорить; это всё равно, как этот Диккенсовский господин который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы. Но
отрицание факта — не ответ. Что ж делать, ты мне скажи, что делать? Жена стареется, а ты полн
жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал! — с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
Нужно заметить, что во всех отношениях приятная дама была отчасти материалистка, склонна к
отрицанию и сомнению и отвергала весьма многое в
жизни.
«Разведчик. Соглядатай. Делает карьеру радикала, для того чтоб играть роль Азефа. Но как бы то ни было, его насмешка над красивой
жизнью — это насмешка хама, о котором писал Мережковский, это
отрицание культуры сыном трактирщика и — содержателя публичного дома».
После всех пришел Марк — и внес новый взгляд во все то, что она читала, слышала, что знала, взгляд полного и дерзкого
отрицания всего, от начала до конца, небесных и земных авторитетов, старой
жизни, старой науки, старых добродетелей и пороков. Он, с преждевременным триумфом, явился к ней предвидя победу, и ошибся.
Ведь последовательно проведенная точка зрения блага людей ведет к
отрицанию смысла истории и исторических ценностей, так как ценности исторические предполагают жертву людским благам и людскими поколениями во имя того, что выше блага и счастья людей и их эмпирической
жизни.