Неточные совпадения
И, поняв это, человек видит, что его
личное благо, в котором одном он понимает
жизнь, не только не может быть легко приобретено им, но, наверное, будет отнято от него.
А так как положение в мире всех людей одинаково, и потому одинаково для всякого человека противоречие его стремления к своему
личному благу и сознания невозможности его, то одинаковы, по существу, и все определения истинного блага и потому истинной
жизни, открытые людям величайшими умами человечества.
И всегда были и теперь есть среди этих людей еще такие люди, которые вследствие своего внешнего исключительного положения считают себя призванными руководить человечеством и сами, не понимая смысла человеческой
жизни, учили и учат других людей
жизни, которой они не понимают: тому, что
жизнь человеческая есть не что иное, как
личное существование.
И сомневающийся, видя на
жизни всех людей, живущих для
личного блага, и на
жизни самих фарисеев, живущих для того же, неправду этого объяснения, не углубляясь в смысл их ответа, прямо не верит им и обращается к книжникам.
Но ведь моя
жизнь личная есть зло и бессмыслица.
Наступает время и наступило уже, когда обман, выдающий отрицание — на словах — этой
жизни, для приготовления себе будущей, и признание одного
личного животного существования за
жизнь и так называемого долга за дело
жизни, — когда обман этот становится ясным для большинства людей, и только забитые нуждой и отупевшие от похотливой
жизни люди могут еще существовать, не чувствуя бессмысленности и бедственности своего существования.
Воспитавшись и выросши в ложных учениях нашего мира, утвердивших его в уверенности, что
жизнь его есть не что иное, как его
личное существование, начавшееся с его рождением, человеку кажется, что он жил, когда был младенцем, ребенком; потом ему кажется, что он не переставая жил, будучи юношей и возмужалым человеком.
Разум человека ложно направлен. Его научили признавать
жизнью одно свое плотское
личное существование, которое не может быть
жизнью.
Человек, в котором проснулось разумное сознание, но который вместе с тем понимает свою
жизнь только как
личную, находится в том же мучительном состоянии, в котором находилось бы животное, которое, признав своей
жизнью движение вещества, не признавало бы своего закона личности, а только видело бы свою
жизнь в подчинении себя законам вещества, которые совершаются и без его усилия.
Обнаружение истинной
жизни состоит в том, что животная личность влечет человека к своему благу, разумное же сознание показывает ему невозможность
личного блага и указывает какое-то другое благо.
Никакие рассуждения ведь не могут скрыть от человека той очевидной, несомненной истины, что
личное существование его есть нечто непрестанно-погибающее, стремящееся к смерти, и что потому в его животной личности не может быть
жизни.
Проходят века: люди узнают расстояние от светил, определяют их вес, узнают состав солнца и звезд, а вопрос о том, как согласить требования
личного блага с
жизнью мира, исключающего возможность этого блага, остается для большинства людей таким же нерешенным вопросом, каким он был для людей за 5000 лет назад.
Во-первых, борьба ищущих
личного блага существ между собой; во-вторых, обман наслаждения, приводящий к трате
жизни, к пресыщению, к страданиям, и, в-третьих — смерть.
Глядя на мир из своего представления о
жизни, как стремления к
личному благу, человек видел в мире неразумную борьбу существ, губящих друг друга.
Стоит человеку признать свою
жизнь в стремлении к благу других, и уничтожается обманчивая жажда наслаждений; праздная же и мучительная деятельность, направленная на наполнение бездонной бочки животной личности, заменяется согласной с законами разума деятельностью поддержания
жизни других существ, необходимой для его блага, и мучительность
личного страдания, уничтожающего деятельность
жизни, заменяется чувством сострадания к другим, вызывающим несомненно плодотворную и самую радостную деятельность.
Он не может не видеть и того, что, при допущении такого же понимания
жизни и в других людях и существах,
жизнь всего мира, вместо прежде представлявшихся безумия и жестокости, становится тем высшим разумным благом, которого только может желать человек, — вместо прежней бессмысленности и бесцельности, получает для него разумный смысл: целью
жизни мира представляется такому человеку бесконечное просветление и единение существ мира, к которому идет
жизнь и в котором сначала люди, а потом и все существа, более и более подчиняясь закону разума, будут понимать (то, что дано понимать теперь одному человеку), что благо
жизни достигается не стремлением каждого существа к своему
личному благу, а стремлением, согласно с законом разума, каждого существа к благу всех других.
«Не бороться с другими за свое
личное благо, не искать наслаждений, не предотвращать страдания и не бояться смерти! Да это невозможно, да это отречение от всей
жизни! И как же я отрекусь от личности, когда я чувствую требования моей личности и разумом познаю законность этих требований?» — говорят с полною уверенностью образованные люди нашего мира.
«Да, но это что же? Это буддизм?» говорят на это обыкновенно люди нашего времени. «Это нирвана, это стояние на столбу!» И когда они сказали это, людям нашего времени кажется, что они самым успешным образом опровергли то, что все очень хорошо знают и чего скрыть ни от кого нельзя: что
жизнь личная бедственна и не имеет никакого смысла.
То, что так понимала и понимает
жизнь большая половина человечества, — то, что величайшие умы понимали
жизнь так же, — то, что никак нельзя ее понимать иначе, нисколько не смущает их. Они так уверены в том, что все вопросы
жизни, если не разрешаются самым удовлетворительным образом, то устраняются телефонами, оперетками, бактериологией, электрическим светом, робуритом и т. п., что мысль об отречении от блага
жизни личной представляется им только отголоском древнего невежества.
Попытки восстановления допотопного дикого взгляда на
жизнь, как на
личное существование, которыми занята так называемая наука нашего европейского мира, только очевиднее показывают рост разумного сознания человечества, показывают до очевидности, как выросло уже человечество из своего детского платья.
Предпочтения эти относятся к любви так же, как существование относится к
жизни. И как людьми, не понимающими
жизни,
жизнью называется существование, так этими же людьми любовью называется предпочтение одних условий
личного существования другим.
Только для человека, не признающего блага в
жизни личной и потому не заботящегося об этом ложном благе и чрез это освободившего в себе свойственное человеку благоволение ко всем людям, возможна деятельность любви, всегда удовлетворяющая его и других.
Ведь если бы люди делали только те выводы, которые неизбежно следуют из их миросозерцания, — люди, понимающие свою
жизнь как
личное существование, ни минуты не оставались бы жить.
Когда человек, признающий
жизнью личное существование, находит причины своего
личного страдания в своем
личном заблуждении, — понимает, что он заболел оттого, что съел вредное, или что его прибили оттого, что он сам пошел драться, или что он голоден и гол оттого, что он не хотел работать, — он узнает, что страдает за то, что сделал то, что не должно, и за тем, чтобы вперед не делать этого и, направляя свою деятельность на уничтожение заблуждения, не возмущается против страдания, и легко и часто радостно несет его.
Неточные совпадения
В последнее время между двумя свояками установилось как бы тайное враждебное отношение: как будто с тех пор, как они были женаты на сестрах, между ними возникло соперничество в том, кто лучше устроил свою
жизнь, и теперь эта враждебность выражалась в начавшем принимать
личный оттенок разговоре.
Тяжело за двести рублей всю
жизнь в гувернантках по губерниям шляться, но я все-таки знаю, что сестра моя скорее в негры пойдет к плантатору или в латыши к остзейскому немцу, чем оподлит дух свой и нравственное чувство свое связью с человеком, которого не уважает и с которым ей нечего делать, — навеки, из одной своей
личной выгоды!
«По отношению к действительности каждый из нас является истцом, каждый защищает интересы своего «я» от насилия над ним. В борьбе за материальные интересы люди иногда являются
личными врагами, но ведь
жизнь не сводится вся целиком к уголовному и гражданскому процессу, теория борьбы за существование не должна поглощать и не поглощает высших интересов духа, не угашает священного стремления человека познать самого себя».
«Что меня смутило? — размышлял он. — Почему я не сказал мальчишке того, что должен был сказать? Он, конечно, научен и подослан пораженцами, большевиками. Возможно, что им руководит и чувство
личное — месть за его мать. Проводится в
жизнь лозунг Циммервальда: превратить войну с внешним врагом в гражданскую войну, внутри страны. Это значит: предать страну, разрушить ее… Конечно так. Мальчишка, полуребенок — ничтожество. Но дело не в человеке, а в слове. Что должен делать я и что могу делать?»
— Но власть — гуманна, не в ее намерениях увеличивать количество людей, не умевших устроиться в
жизни, и тем самым пополнять кадры озлобленных
личными неудачами, каковы все революционеры.