Неточные совпадения
Но мало и этого: начиная испытывать ослабление сил и болезни, и глядя на болезни и старость,
смерть других людей, он замечает еще и то, что и самое его существование, в котором одном он чувствует настоящую, полную жизнь, каждым часом, каждым движением приближается к ослаблению, старости,
смерти; что жизнь его, кроме того, что она подвержена тысячам случайностей уничтожения от других борющихся с ним существ и всё увеличивающимся страданиям, по самому свойству своему есть только не перестающее приближение к
смерти, к тому состоянию, в котором вместе с жизнью личности наверное уничтожится всякая
возможность какого бы то ни было блага личности.
Нельзя не видеть и того, что определения эти, будучи теоретически верны, подтверждаются и опытом жизни, и что миллионы и миллионы людей, признававшие и признающие такие определения жизни, на деле показывали и показывают
возможность замены стремления к благу личности другим стремлением к благу такому, которое не нарушается страданиями и
смертью.
Другие, непризнающие
возможности никакой другой жизни, кроме видимой, отрицают всякие чудеса и всё сверхъестественное и смело утверждают, что жизнь человека есть не что иное, как его животное существование от рождения и до
смерти. Это учение книжников, — людей, учащих тому, что в жизни человека, как животного, и нет ничего неразумного.
Люди, существование которых состоит в медленном уничтожении личности и приближении к неизбежной
смерти этой личности, и которые не могут не знать этого, всё время своего существования всячески стараются, — только тем и заняты, чтобы утверждать эту гибнущую личность, удовлетворять ее похотям и тем лишать себя
возможности единственного блага жизни — любви.
Сказать, что это происходит оттого, что наслаждений в этой жизни больше, чем страданий, нельзя, потому что, во-первых, не только простое рассуждение, но философское исследование жизни явно показывают, что вся земная жизнь есть ряд страданий, далеко не выкупаемых наслаждениями; во-вторых, мы все знаем и по себе и по другим, что люди в таких положениях, которые не представляют ничего иного, как ряд усиливающихся страданий без
возможности облегчения до самой
смерти, всё-таки не убивают себя и держатся жизни.
Война представлялась ему только в том, что он подвергал себя опасности,
возможности смерти и этим заслуживал и награды, и уважение и здешних товарищей, и своих русских друзей.
Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и
возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему.
Неточные совпадения
Ночью с Ляховским сделался второй удар. Несмотря на все усилия доктора, спасти больного не было никакой
возможности; он угасал на глазах. За час до
смерти он знаком попросил себе бумаги и карандаш; нетвердая рука судорожно нацарапала всего два слова: «Пуцилло-Маляхинский…» Очевидно, сознание отказывалось служить Ляховскому, паралич распространялся на мозг.
Новость эта поразила меня; я никогда прежде не думал о
возможности его
смерти; я вырос в большом уважении к Александру и грустно вспоминал, как я его видел незадолго перед тем в Москве.
Опровергнуть бессмертников не было никакой
возможности, факт
смерти ничего им не доказывал, кроме слабости веры.
Но суровость, не допускающая никакой игры избыточных сил, была связана у него с оптимистической верой в
возможность окончательной победы над
смертью, в
возможность не только воскресения, но и воскрешения, т. е. активного участия человека в деле всеобщего восстановления жизни.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом
смерти и тления каждого человека, всего человечества и всего мира, вера в
возможность окончательного социального устроения человечества и в верховное могущество науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.