Неточные совпадения
«
Король Лир» может быть признан самым совершенным образцом драматического искусства всего
мира», — говорит Шелли […говорит Шелли. — Толстой цитирует предисловие английского поэта П.-Б. Шелли к трагедии «Ченци», написанное
в 1819 г.].
В драме «
Король Лир» действующие лица по внешности действительно поставлены
в противоречие с окружающим
миром и борются с ним.
Мне не возражали, когда я указывал на недостатки Шекспира, но только соболезновали о моем непонимании и внушали мне необходимость признать необычайное, сверхъестественное величие Шекспира, и мне не объясняли,
в чем состоят красоты Шекспира, а только неопределенно и преувеличенно восторгались всем Шекспиром, восхваляя некоторые излюбленные места: расстегиванье пуговицы
короля Лира, лганье Фальстафа, несмываемые пятна леди Макбет, обращение Гамлета к тени отца, сорок тысяч братьев, нет
в мире виноватых и т. п.
А так как преимущественно могли пользоваться
в то время драматическими представлениями только сильные
мира сего,
короли, принцы, князья, придворные — люди, наименее религиозные и не только совершенно равнодушные к вопросам религии, но большей частью совершенно развращенные, то, удовлетворяя требованиям своей публики, драма XV, XVI и XVII веков уже совершенно отказалась от всякого религиозного содержания.
И произошло то, что драма, имевшая прежде высокое религиозное назначение и только при этом условии могущая занимать важное место
в жизни человечества, стала, как во времена Рима, зрелищем, забавой, развлечением, но только с той разницей, что
в Риме зрелища были всенародные,
в христианском же
мире XV, XVI и XVII веков это были зрелища, преимущественно предназначенные для развращенных
королей и высших сословий.
Неточные совпадения
Должно прийти время, когда с людьми нашего
мира, занимающими положения, даваемые насилием, случится то, что случилось с
королем в сказке Андерсена «О новом царском платье», когда малое дитя, увидав голого царя, наивно вскрикнуло: «Смотрите, он голый!» и все, видевшие это и прежде, но не высказывавшие, не могли уже более скрывать этого.
— Ну, нет!.. Нет!.. — заговорил Бегушев, замотав головой и каким-то трагическим голосом. — Пусть лучше сойдет на землю огненный дождь, потоп, лопнет кора земная, но я этой курицы во щах, о которой мечтал Генрих Четвертый [Курица во щах, о которой мечтал Генрих Четвертый. — Имеется
в виду французский
король Генрих IV (1553–1610), якобы выражавший желание, чтобы у каждого французского крестьянина была к обеду курица.],
миру не желаю.
— Шекспир всеобъемлющ, — лупил, не слушая своего оппонента, Долгов, — как бог творил
мир, так и Шекспир писал; у него все внутренние силы нашей планеты введены
в объект: у него есть
короли — власть!.. У него есть тени, ведьмы — фатум!.. У него есть народ — сила!
— Беатриче, Фиаметта, Лаура, Нинон, — шептал он имена, незнакомые мне, и рассказывал о каких-то влюбленных
королях, поэтах, читал французские стихи, отсекая ритмы тонкой, голой до локтя рукою. — Любовь и голод правят
миром, — слышал я горячий шепот и вспоминал, что эти слова напечатаны под заголовком революционной брошюры «Царь-Голод», это придавало им
в моих мыслях особенно веское значение. — Люди ищут забвения, утешения, а не — знания.
Он корону примет. // К престолу Карлус призван всей землей — // Он отказаться от него не может. // Приветствую отныне
королем // Его я свейским, Карлусом Девятым! // И если брат наш Карлус с нами хочет // Пребыть
в любви — пусть продолжает он // Вести войну с Литвою неуклонно, // Ливонию ж с Эстонией признает // Землею русской. Мы ему на том // Наш вечный
мир и дружбу обещаем!