Во всем отряде царствовала такая тишина, что ясно слышались все сливающиеся, исполненные таинственной прелести звуки ночи: далекий заунывный вой чакалок, похожий то на отчаянный плач, то на хохот, звонкие однообразные песни сверчка, лягушки,
перепела, какой-то приближающийся гул, причины которого я никак не мог объяснить себе, и все те ночные, чуть слышные движения природы, которые невозможно ни понять, ни определить, сливались в один полный прекрасный звук, который мы называем тишиною ночи.
Особливо тот, усатый, с охрипшим от
перепоя голосом, с воспаленными глазами, с вечным запахом конюшни… ах, что он говорил!
— Нет ли у вас, голубушка… рюмочки водочки? Душа горит! Такие во рту после вчерашнего
перепоя окиси, закиси и перекиси, что никакой химик не разберет! Верите ли? Душу воротит! Жить не могу!