Неточные совпадения
— Слышь, Игнашка! влево совсем забрали: правее забирай,
под погоду-то, — Или: — Что кружишь дуром? по
снегу ступай, как
снег лежит, — как раз выедешь. — Или: — Вправо-то, вправо-то пройди, братец ты мой! вишь, чернеет что-то, столб, никак. — Или: — Что путаешь-то? что путаешь? Отпряжь-ка пегого да пусти передом, так он как раз тебя выведет па дорогу. Дело-то лучше будет!
Теперь трудно было узнать эту местность. Кругом все было занесено снегом, тайга стояла вся белая, за нею, едва золотясь краями на лунном свете, высились скалы, озеро
лежало под снегом и только у берега высились мерзлые края проруби.
Пять месяцев в году Стрелецкая слобода
лежала под снегом, и вся жизнь тогда уходила в черные маленькие хаты и судорожно билась там, придушенная грязью, темнотой и бедностью.
В хате становилось темно, и Меркулов выходил на улицу: безлюдная и глухая, словно вымершая, она тихо
лежала под снегом и была точно отражением безжизненного тусклого неба.
Неточные совпадения
Недаром наши странники // Поругивали мокрую, // Холодную весну. // Весна нужна крестьянину // И ранняя и дружная, // А тут — хоть волком вой! // Не греет землю солнышко, // И облака дождливые, // Как дойные коровушки, // Идут по небесам. // Согнало
снег, а зелени // Ни травки, ни листа! // Вода не убирается, // Земля не одевается // Зеленым ярким бархатом // И, как мертвец без савана, //
Лежит под небом пасмурным // Печальна и нага.
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть:
под нами
лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые
снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти
снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Он остановился на углу, оглядываясь: у столба для афиш
лежала лошадь с оторванной ногой, стоял полицейский, стряхивая перчаткой
снег с шинели, другого вели
под руки, а посреди улицы — исковерканные сани, красно-серая куча тряпок, освещенная солнцем; лучи его все больше выжимали из нее крови, она как бы таяла;
Москва была богато убрана
снегом, толстые пуховики его
лежали на крышах, фонари покрыты белыми чепчиками, всюду блестело холодное серебро, морозная пыль над городом тоже напоминала спокойный блеск оксидированного серебра.
Под ногами людей хрящевато поскрипывал
снег, шуршали и тихонько взвизгивали железные полозья саней.
Приехавши в небольшую ярославскую деревеньку около ночи, отец мой застал нас в крестьянской избе (господского дома в этой деревне не было), я спал на лавке
под окном, окно затворялось плохо,
снег, пробиваясь в щель, заносил часть скамьи и
лежал, не таявши, на оконнице.