Все время, пока Игнат ходил, — а это продолжалось так долго, что я даже боялся, как бы он не заблудился, — советчик говорил мне самоуверенным, спокойным топом, как надо поступать во время метели, как лучше всего отпрячь лошадь и пустить, что она, как бог свят, выведет, или как иногда можно и по звездам смотреть, и как, ежели бы он передом ехал, уж мы бы давно
были на станции.
Неточные совпадения
— Колокол кульерский, — сказал мой ямщик, — один такой
на всей
станции есть.
Это
были те же три тройки, уже сложившие почту и с обратными лошадьми, привязанными сзади, возвращавшиеся
на станцию.
Действительно, страшно
было видеть, что метель и мороз все усиливаются, лошади слабеют, дорога становится хуже, и мы решительно не знаем, где мы и куда ехать, не только
на станцию, но к какому-нибудь приюту, — и смешно и странно слышать, что колокольчик звенит так непринужденно и весело и Игнатка покрикивает так бойко и красиво, как будто в крещенский морозный солнечный полдень мы катаемся в праздник по деревенской улице, — и главное, странно
было думать, что мы всё едем, и шибко едем, куда-то прочь от того места,
на котором находились.
Неточные совпадения
На другой день, в 11 часов утра, Вронский выехал
на станцию Петербургской железной дороги встречать мать, и первое лицо, попавшееся ему
на ступеньках большой лестницы,
был Облонский, ожидавший с этим же поездом сестру.
При взгляде
на тендер и
на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он не встречался после своего несчастия, ему вдруг вспомнилась она, то
есть то, что оставалось еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной
станции:
на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело, еще полное недавней жизни; закинутая назад уцелевшая голова с своими тяжелыми косами и вьющимися волосами
на висках, и
на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово — о том, что он раскается, — которое она во время ссоры сказала ему.
На Царицынской
станции поезд
был встречен стройным хором молодых людей, певших: «Славься». Опять добровольцы кланялись и высовывались, но Сергей Иванович не обращал
на них внимания; он столько имел дел с добровольцами, что уже знал их общий тип, и это не интересовало его. Катавасов же, за своими учеными занятиями не имевший случая наблюдать добровольцев, очень интересовался ими и расспрашивал про них Сергея Ивановича.
И он старался вспомнить ее такою, какою она
была тогда, когда он в первый раз встретил ее тоже
на станции, таинственною, прелестной, любящею, ищущею и дающею счастье, а не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась ему в последнюю минуту. Он старался вспоминать лучшие минуты с нею; но эти минуты
были навсегда отравлены. Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния. Он перестал чувствовать боль зуба, и рыдания искривили его лицо.
Не зная, когда ему можно
будет выехать из Москвы. Сергей Иванович не телеграфировал брату, чтобы высылать за ним. Левина не
было дома, когда Катавасов и Сергей Иванович
на тарантасике, взятом
на станции, запыленные как арапы, в 12-м часу дня подъехали к крыльцу Покровского дома. Кити, сидевшая
на балконе с отцом и сестрой, узнала деверя и сбежала вниз встретить его.