Неточные совпадения
— Ах да, я было и
забыла попросить тебя об одной ве-щи, — сказала она, подавая
отцу тарелку с супом.
Когда я услыхал этот голос, увидал ее дрожащие губы и глаза, полные слез, я
забыл про все и мне так стало грустно, больно и страшно, что хотелось бы лучше убежать, чем прощаться с нею. Я понял в эту минуту, что, обнимая
отца, она уже прощалась с нами.
Я вспомнил, как накануне она говорила
отцу, что смерть maman для нее такой ужасный удар, которого она никак не надеется перенести, что она лишила ее всего, что этот ангел (так она называла maman) перед самою смертью не
забыл ее и изъявил желание обеспечить навсегда будущность ее и Катеньки.
Недоставало только Праскухина, Нефердова и еще кой-кого, о которых здесь едва ли помнил и думал кто-нибудь теперь, когда тела их еще не успели быть обмыты, убраны и зарыты в землю, и о которых через месяц точно так же
забудут отцы, матери, жены, дети, ежели они были, или не забыли про них прежде.
Как счастлив он! как чистая душа // В нем радостью и славой разыгралась! // О витязь мой! завидую тебе. // Сын Курбского, воспитанный в изгнанье, //
Забыв отцом снесенные обиды, // Его вину за гробом искупив, // Ты кровь излить за сына Иоанна // Готовишься; законного царя // Ты возвратить отечеству… ты прав, // Душа твоя должна пылать весельем.
Неточные совпадения
Когда она думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его
отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно было
забыть про страшный вопрос, что будет с сыном.
Прежде он помнил имена, но теперь
забыл совсем, в особенности потому, что Енох был любимое его лицо изо всего Ветхого Завета, и ко взятию Еноха живым на небо в голове его привязывался целый длинный ход мысли, которому он и предался теперь, остановившимися глазами глядя на цепочку часов
отца и до половины застегнутую пуговицу жилета.
— Ты говоришь, что это нехорошо? Но надо рассудить, — продолжала она. — Ты
забываешь мое положение. Как я могу желать детей? Я не говорю про страдания, я их не боюсь. Подумай, кто будут мои дети? Несчастные дети, которые будут носить чужое имя. По самому своему рождению они будут поставлены в необходимость стыдиться матери,
отца, своего рождения.
Когда ж и где, в какой пустыне, // Безумец, их
забудешь ты? // Ах, ножки, ножки! где вы ныне? // Где мнете вешние цветы? // Взлелеяны в восточной неге, // На северном, печальном снеге // Вы не оставили следов: // Любили мягких вы ковров // Роскошное прикосновенье. // Давно ль для вас я
забывал // И жажду славы и похвал, // И край
отцов, и заточенье? // Исчезло счастье юных лет, // Как на лугах ваш легкий след.
Ах, как я любила… Я до обожания любила этот романс, Полечка!.. знаешь, твой
отец… еще женихом певал… О, дни!.. Вот бы, вот бы нам спеть! Ну как же, как же… вот я и
забыла… да напомните же, как же? — Она была в чрезвычайном волнении и усиливалась приподняться. Наконец, страшным, хриплым, надрывающимся голосом она начала, вскрикивая и задыхаясь на каждом слове, с видом какого-то возраставшего испуга: