Неточные совпадения
—
Да,
да,
да; узнай, пожалуйста, у Каменного моста.
—
Да,
да, — отвечала жена, доставая что-то из сундука, — ведь ты хотел в баню.
—
Да… в мое время были у Каменного моста. Сережа, поди же узнай, есть ли еще бани у Каменного моста. Вот эту комнату займу я с Сережей. Сережа! хорошо тебе тут будет?
—
Да, мой любезный друг, — сказал Петр Иванович, наступая на него, — вот видите ли, мы сами не знаем, сколько здесь пробудем, я и жена моя… — И Петр Иваныч, имевший слабость в каждом человеке видеть ближнего, начал рассказывать свои обстоятельства и планы.
— Ах,
да, так не надобно чаю.
— Все-таки последний вечер, — повторил Петр Иваныч. — Завтра уж того не будет… — И он еще подлил себе рому. И долго он еще сидел за чайным столом с таким видом, как будто многое ему хотелось сказать,
да некому было слушать. Он подвинул было к себе ром, но дочь потихоньку унесла бутылку.
—
Да, вот он разделяет мой вкус, — сказал Chevalier, потрепав толстяка по эполете.
—
Да кто они, эти сибиряки: заводчики или купцы? — спросил один из господ во время затихания смеха.
Другие же никто и этого не знали и ответили: «А!
да, известный!» — точно так же, как бы они сказали: «Как же, известный!» — про Шекспира, который написал «Энеиду».
— Сколько их наехало теперь, этих сосланных! — заметил другой. — Право, их меньше, кажется, было сослано, чем вернулось.
Да, Жикинский, расскажи-ка эту историю за восемнадцатое число, — обратился он к офицеру стрелкового полка, слывшему за мастера рассказывать.
—
Да, имел несчастье пострадать, а вы?
— Ну
да. Ее-то огромное состояние у него осталось теперь, а его собственное, родовое, перешло меньшому брату, князю Ивану, который теперь обер-гоф-кафермейстер (он назвал что-то в этом роде) и был министром.
—
Да, он отказался только потому, что князь Иван перед коронацией писал ему и извинялся, что ежели бы не он взял, то именье конфисковали бы, а что у него дети и долги и что теперь он не в состоянии возвратить ничего. Петр Лабазов отвечал двумя строками: «Ни я, ни наследники мои не имеем и не хотим иметь никаких прав на законом вам присвоенное именье». И больше ничего. Каково? И князь Иван проглотил и с восторгом запер этот документ с векселями в шкатулку и никому не показывал.
—
Да она никогда не работала в рудниках, — поправил Пахтин.
—
Да,
да, — сказала другая девица.
—
Да, скажу вам, много я нашел перемен в России с тех пор, — сказал Петр Иваныч, отвечая на вопрос.
—
Да где она? Поди ты, Наташа.
— Ты улыбаешься. Это мы знаем. Ты со мной, с бабой, спорить не хочешь, — сказала она весело и ласково и так тонко, умно глядя на брата, как нельзя было ожидать от ее старческого, с крупными чертами лица. —
Да не соспоришь, дружок. Ведь седьмой десяток доживаю. Тоже не дурой прожила, кое-что видела и поняла. Книжек ваших не читала,
да и читать не буду. В книжках вздор!
Да,
да, я по глазам вижу, что ты такой же безумный, как был, — прибавила она, отвечая на его улыбку.
— Ну, хорошо, хорошо, уж там видно будет, я ли тебя не знаю или ты сам себя не знаешь. Только я сказала, что у меня на душе было; послушаешь меня — хорошо. Вот теперь и о Сереже поговорим. Какой он у тебя? — «Он мне не очень понравился», — хотела было сказать она, но сказала только: — Он на мать похож, две капли воды. Вот Соня твоя так мне очень понравилась, очень… милое такое что-то, открытое. Милая. Где она, Сонюшка?
Да, я и забыла.
—
Да как вам сказать? Соня-то будет хорошая жена и хорошая мать, но Сережа мой умен, очень умен, этого никто не отнимет. Учился прекрасно, — немножко ленив. К естественным наукам он большую охоту имел. Мы были счастливы, у нас был славный, славный учитель. Ему здесь хочется в университет — послушать лекции естественных наук, химии…
— Дай бог, дай бог!
Да жить-то тяжело, Петруша! Ты меня послушай в одном, мой голубчик. Не мудри ты! Какой ты дурак, Петруша, ах, какой ты дурак! Однако мне надо распорядиться. Народу-то я назвала, а чем я их кормить буду?
— Все он;
да что же, ведь он мальчишка в сравнении со мной.