— Какой вид чудесный! — продолжал корнет. — Только вам, я думаю, уж надоело! — прибавил он по странной, свойственной ему склонности
говорить вещи, немного неприятные людям, которые ему очень нравились.
Утешающим тоном старшей, очень ласково она стала
говорить вещи, с детства знакомые и надоевшие Самгину. У нее были кое-какие свои наблюдения, анекдоты, но она говорила не навязывая, не убеждая, а как бы разбираясь в том, что знала. Слушать ее тихий, мягкий голос было приятно, желание высмеять ее — исчезло. И приятна была ее доверчивость. Когда она подняла руки, чтоб поправить платок на голове, Самгин поймал ее руку и поцеловал. Она не протестовала, продолжая:
Я хоть и твоя галлюцинация, но, как и в кошмаре, я
говорю вещи оригинальные, какие тебе до сих пор в голову не приходили, так что уже вовсе не повторяю твоих мыслей, а между тем я только твой кошмар, и больше ничего.
Русские очень легко задевают личность другого человека,
говорят вещи обидные, бывают неделикатны, имеют мало уважения к тайне всякой личности.
Чурис погнул голову на сторону и, медленно моргая, с принужденным вниманием слушал своего барина, как человека, которого нельзя не слушать, хотя он и
говорит вещи не совсем хорошие и совершенно до нас не касающиеся.
Неточные совпадения
Хлестаков. Ну, нет, вы напрасно, однако же… Все зависит от той стороны, с которой кто смотрит на
вещь. Если, например, забастуешь тогда, как нужно гнуть от трех углов… ну, тогда конечно… Нет, не
говорите, иногда очень заманчиво поиграть.
Кити отвечала, что ничего не было между ними и что она решительно не понимает, почему Анна Павловна как будто недовольна ею. Кити ответила совершенную правду. Она не знала причины перемены к себе Анны Павловны, но догадывалась. Она догадывалась в такой
вещи, которую она не могла сказать матери, которой она не
говорила и себе. Это была одна из тех
вещей, которые знаешь, но которые нельзя сказать даже самой себе; так страшно и постыдно ошибиться.
Она только что пыталась сделать то, что пыталась сделать уже десятый раз в эти три дня: отобрать детские и свои
вещи, которые она увезет к матери, — и опять не могла на это решиться; но и теперь, как в прежние раза, она
говорила себе, что это не может так остаться, что она должна предпринять что-нибудь, наказать, осрамить его, отомстить ему хоть малою частью той боли, которую он ей сделал.
— Вот вы никогда не умеете
говорить такие хорошенькие
вещи, — обратилась баронесса к Петрицкому.
— «Я не мир, а меч принес»,
говорит Христос, — с своей стороны возразил Сергей Иваныч, просто, как будто самую понятную
вещь приводя то самое место из Евангелия, которое всегда более всего смущало Левина.