Неточные совпадения
Довод этот неоснователен потому, что если мы позволим себе признать каких-либо людей
злодеями особенными (ракà), то, во-первых, мы этим
уничтожаем весь смысл христианского учения, по которому все мы равны и братья как сыны одного отца небесного; во-вторых, потому, что если бы и было разрешено богом употреблять насилие против
злодеев, то так как никак нельзя найти того верного и несомненного определения, по которому можно наверное узнать
злодея от незлодея, то каждый человек или общество людей стало бы признавать взаимно друг друга
злодеями, что и есть теперь; в-третьих, потому, что если бы и было возможно несомненно узнавать
злодеев от незлодеев, то и тогда нельзя бы было в христианском обществе казнить или калечить, или запирать в тюрьмы этих
злодеев, потому что в христианском обществе некому бы было исполнять это, так как каждому христианину, как христианину, предписано не делать насилия над
злодеем.
Ничто не могло изменить мнения Петра о стрельцах, ничто не могло
уничтожить в нем убеждение, что это опасные крамольники, своевольные
злодеи, готовые всякую минуту поднять знамя бунта.
Городищев. Впрочем, это и все равно. Судить за то теперь некого. Убийца, слава богу, давно умер. Я думаю, что тебе нечего бояться. Он был опытный
злодей, и вероятно позаботился разыскать всякие другие документы, которыми можно бы доказать их брак, — купил, украл эти документы,
уничтожил их и нет доказательств, чтобы отнять у тебя наследство Всеволода Серпухова. (Молчание.)
Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него
злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего
злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно
уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает как тряпка, и ужас неотразимой погибели охватывает беспомощного человека.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских
злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах; в то время, когда ораторские таланты так быстро развились в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия; в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников; в то время, когда со всех сторон появились вопросы (как называли в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств, в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить,
уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге.