Неточные совпадения
Он рассказывал про
тот удивительный оборот, который умел дать делу знаменитый адвокат и по которому одна из сторон, старая барыня, несмотря на
то, что она была совершенно права, должна будет ни за что заплатить большие
деньги противной стороне.
Член этот, очень аккуратный человек, нынче утром имел неприятное столкновение с женой за
то, что жена израсходовала раньше срока данные ей на месяц
деньги.
Евфимья Бочкова показала, что она ничего не знает о пропавших
деньгах, и что она и в номер купца не входила, а хозяйничала там одна Любка, и что если что и похищено у купца,
то совершила похищение Любка, когда она приезжала с купцовым ключом за
деньгами.
— Наконец, — продолжал чтение секретарь, — Картинкин сознался и в
том, что дал Масловой порошков для усыпления купца; во вторичном же своем показании отрицал свое участие в похищении
денег и передачу порошков Масловой, во всем обвиняя ее одну.
«В виду всего вышеизложенного крестьянин села Борков Симон Петров Картинкин 33-х лет, мещанка Евфимия Иванова Бочкова 43-х лет и мещанка Екатерина Михайлова Маслова 27-ми лет обвиняются в
том, что они 17-го января 188* года, предварительно согласившись между собой, похитили
деньги и перстень купца Смелькова на сумму 2500 рублей серебром и с умыслом лишить его жизни напоили его, Смелькова, ядом, отчего и последовала его, Смелькова, смерть.
— Вы обвиняетесь в
том, что 17-го января 188* г. вы, в сообществе с Евфимьей Бочковой и Екатериной Масловой, похитили из чемодана купца Смелькова принадлежащие ему
деньги и потом принесли мышьяк и уговорили Екатерину Маслову дать купцу Смелькову в вине выпить яду, отчего последовала смерть Смелькова. Признаете ли вы себя виновным? — проговорил он и склонился направо.
— Евфимья Бочкова, вы обвиняетесь в
том, что 17-го января 188* года в гостинице «Мавритания», вместе с Симоном Картинкиным и Екатериной Масловой, похитили у купца Смелькова из его чемодана его
деньги и перстень и, разделив похищенное между собой, опоили, для скрытия своего преступления, купца Смелькова ядом, от которого последовала eго смерть. Признаете ли вы себя виновной?
— Екатерина Маслова, — начал председатель, обращаясь к третьей подсудимой, — вы обвиняетесь в
том, что, приехав из публичного дома в номер гостиницы «Мавритания» с ключом от чемодана купца Смелькова, вы похитили из этого чемодана
деньги и перстень, — говорил он, как заученный урок, склоняя между
тем ухо к члену слева, который говорил, что пo списку вещественных доказательств недостает склянки.
Тогда не нужно было
денег, и можно было не взять и третьей части
того, что давала мать, можно было отказаться от имения отца и отдать его крестьянам, — теперь же недоставало
тех 1500 рублей в месяц, которые давала мать, и с ней бывали уже неприятные разговоры из-за
денег.
Когда он считал нужным умерять свои потребности и носил старую шинель и не пил вина, все считали это странностью и какой-то хвастливой оригинальностью, когда же он тратил большие
деньги на охоту или на устройство необыкновенного роскошного кабинета,
то все хвалили его вкус и дарили ему дорогие вещи.
Он думал еще и о
том, что, хотя и жалко уезжать теперь, не насладившись вполне любовью с нею, необходимость отъезда выгодна
тем, что сразу разрывает отношения, которые трудно бы было поддерживать. Думал он еще о
том, что надо дать ей
денег, не для нее, не потому, что ей эти
деньги могут быть нужны, а потому, что так всегда делают, и его бы считали нечестным человеком, если бы он, воспользовавшись ею, не заплатил бы за это. Он и дал ей эти
деньги, — столько, сколько считал приличным по своему и ее положению.
— Купец был уже в экстазе, — слегка улыбаясь, говорила Китаева, — и у нас продолжал пить и угощать девушек; но так как у него не достало
денег,
то он послал к себе в номер эту самую Любашу, к которой он получил предилекция, — сказала она, взглянув на подсудимую.
Смысл его речи, за исключением цветов красноречия, был
тот, что Маслова загипнотизировала купца, вкравшись в его доверие, и, приехав в номер с ключом за
деньгами, хотела сама всё взять себе, но, будучи поймана Симоном и Евфимьей, должна была поделиться с ними. После же этого, чтобы скрыть следы своего преступления, приехала опять с купцом в гостиницу и там отравила его.
Он отвергал показание Масловой о
том, что Бочкова и Картинкин были с ней вместе, когда она брала
деньги, настаивая на
том, что показание ее, как уличенной отравительницы, не могло иметь веса.
Деньги, 2500 рублей, говорил адвокат, могли быть заработаны двумя трудолюбивыми и честными людьми, получавшими иногда в день по 3 и 5 рублей от посетителей.
Деньги же купца были похищены Масловой и кому-либо переданы или даже потеряны, так как она была не в нормальном состоянии. Отравление совершила одна Маслова.
Поэтому он просил присяжных признать Картинкина и Бочкову невиновными в похищении
денег; если же бы они и признали их виновными в похищении,
то без участия в отравлении и без вперед составленного намерения.
Не отрицая
того, что Маслова участвовала в похищении
денег, он только настаивал на
том, что она не имела намерения отравить Смелькова, а дала порошок только с
тем, чтобы он заснул.
— Главное дело в
том, что прислуга не могла знать о
деньгах, если бы Маслова не была с ними согласна, — сказал приказчик еврейского типа.
1) Виновен ли крестьянин села Борков, Крапивенского уезда, Симон Петров Картинкин, 33 лет, в
том, что 17-го января 188* года в городе N, замыслив лишить жизни купца Смелькова, с целью ограбления его, по соглашению с другими лицами, дал ему в коньяке яду, отчего и последовала смерть Смелькова, и похитил у него
деньгами около 2500 рублей и брильянтовый перстень?
4) Если подсудимая Евфимия Бочкова не виновна по первому вопросу,
то не виновна ли она в
том, что 17-го января 188* года в городе N, состоя в услужении при гостинице «Мавритания», тайно похитила из запертого чемодана постояльца
той гостиницы купца Смелькова, находившегося в его номере, 2500 рублей
денег, для чего отперла чемодан на месте принесенным и подобранным ею ключом?
Петр Герасимович начал спорить, говоря, что само собой подразумевалось, что так как она не брала
денег,
то она и не могла иметь намерения лишить жизни.
«Нельзя бросить женщину, которую я любил, и удовлетвориться
тем, что я заплачу
деньги адвокату и избавлю ее от каторги, которой она и не заслуживает, загладить вину
деньгами, как я тогда думал, что сделал что должно, дав ей
деньги».
Маслова обрадовалась
деньгам, потому что они давали ей
то, чего одного она желала теперь.
— Мы и
то с тетенькой, касатка, переговаривались, може, сразу ослобонят. Тоже, сказывали, бывает. Еще и
денег надают, под какой час попадешь, — тотчас же начала своим певучим голосом сторожиха. — Ан, вот оно что. Видно, сгад наш не в руку. Господь, видно, свое, касатка, — не умолкая вела она свою ласковую и благозвучную речь.
Кораблева поглядела на картинку, покачала неодобрительно головой, преимущественно на
то, что Маслова так дурно тратила
деньги, и, достав одну папироску, закурила ее о лампу, затянулась сама, а потом сунула Масловой.
— Оттого и строго, что
денег нет. Были бы денежки да хорошего ловчака нанять, небось, оправдали бы, — сказала Кораблева. —
Тот, как бишь его, лохматый, носастый, —
тот, сударыня моя, из воды сухого выведет. Кабы его взять.
Маслова достала из калача же
деньги и подала Кораблевой купон. Кораблева взяла купон, посмотрела и, хотя не знала грамоте, поверила всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50 копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой с вином. Увидав это, женщины — не-соседки по нарам — отошли к своим местам. Маслова между
тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла на нары и стала есть калач.
Кораблиха между
тем подала склянку с вином и кружку. Маслова предложила Кораблевой и Хорошавке. Эти три арестантки составляли аристократию камеры, потому что имели
деньги и делились
тем, что имели.
Войдя в его великолепную квартиру собственного дома с огромными растениями и удивительными занавесками в окнах и вообще
той дорогой обстановкой, свидетельствующей о дурашных, т. е. без труда полученных
деньгах, которая бывает только у людей неожиданно разбогатевших, Нехлюдов застал в приемной дожидающихся очереди просителей, как у врачей, уныло сидящих около столов с долженствующими утешать их иллюстрированными журналами.
Учительница эта обратилась к Нехлюдову с просьбой дать ей
денег, для
того чтобы ехать на курсы.
— Да так, вы сами виноваты, — слегка улыбаясь, сказал смотритель. — Князь, не давайте вы ей прямо
денег. Если желаете, давайте мне. Всё будет принадлежать ей. А
то вчера вы ей, верно, дали
денег, она достала вина — никак не искоренишь этого зла — и сегодня напилась совсем, так что даже буйная стала.
За месяц
тому назад Нехлюдов сказал бы себе, что изменить существующий порядок он не в силах, что управляет имением не он, — и более или менее успокоился бы, живя далеко от имения и получая с него
деньги.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший романы извозчик. Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку,
то снизу,
то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет с своей хозяйкой — так куда годишься! — продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка была в большом доме, я гостей возил тоже; с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил
денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
Дело было в
том, что мужики, как это говорил приказчик, нарочно пускали своих телят и даже коров на барский луг. И вот две коровы из дворов этих баб были пойманы в лугу и загнаны. Приказчик требовал с баб по 30 копеек с коровы или два дня отработки. Бабы же утверждали, во-первых, что коровы их только зашли, во-вторых, что
денег у них нет, и, в-третьих, хотя бы и за обещание отработки, требовали немедленного возвращения коров, стоявших с утра на варке без корма и жалобно мычавших.
И он составил в голове своей проект, состоящий в
том, чтобы отдать землю крестьянам в наем за ренту, а ренту признать собственностью этих же крестьян, с
тем чтобы они платили эти
деньги и употребляли их на подати и на дела общественные.
— Землю, по-моему, — сказал он, — нельзя ни продавать ни покупать, потому что если можно продавать ее,
то те, у кого есть
деньги, скупят ее всю и тогда будут брать с
тех, у кого нет земли, что хотят, за право пользоваться землею. Будут брать
деньги за
то, чтобы стоять на земле, — прибавил он, пользуясь аргументом Спенсера.
— А так как трудно распределить, кто кому должен платить, и так как на общественные нужды
деньги собирать нужно,
то и сделать так, чтобы
тот, кто владеет землей, платил бы в общество на всякие нужды
то, что его земля стоит.
Кроме
того, граф Иван Михайлович считал, что чем больше у него будет получения всякого рода
денег из казны, и чем больше будет орденов, до алмазных знаков чего-то включительно, и чем чаще он будет видеться и говорить с коронованными особами обоих полов,
тем будет лучше.
Оказалось, что в нем ничего не было отличающего его от других мало образованных, самоуверенных чиновников, которые его вытеснили, и он сам понял это, но это нисколько не поколебало его убеждений о
том, что он должен каждый год получать большое количество казенных
денег и новые украшения для своего парадного наряда.
Досказав всю историю и всю гадость ее и еще с особенным удовольствием историю о
том, как украдены разными высокопоставленными людьми
деньги, собранные на
тот всё недостраивающийся памятник, мимо которого они проехали сегодня утром, и еще про
то, как любовница такого-то нажила миллионы на бирже, и такой-то продал, а такой-то купил жену, адвокат начал еще новое повествование о мошенничествах и всякого рода преступлениях высших чинов государства, сидевших не в остроге, а на председательских креслах в равных учреждениях.
Рассказы эти, запас которых был, очевидно, неистощим, доставляли адвокату большое удовольствие, показывая с полною очевидностью
то, что средства, употребляемые им, адвокатом, для добывания себе
денег, были вполне правильны и невинны в сравнении с
теми средствами, которые употреблялись для
той же цели высшими чинами в Петербурге.
Было раннее ненастное сентябрьское утро. Шел
то снег,
то дождь с порывами холодного ветра. Все арестанты партии, 400 человек мужчин и около 50 женщин, уже были на дворе этапа и частью толпились около конвойного-старшòго, раздававшего старостам кормовые
деньги на двое суток, частью закупали съестное у впущенных на двор этапа торговок. Слышался гул голосов арестантов, считавших
деньги, покупавших провизию, и визгливый говор торговок.