Неточные совпадения
Вслед за
ним вошла в коридор женщина
с измученным лицом и вьющимися седыми волосами, одетая в кофту
с рукавами, обшитыми галунами, и подпоясанную поясом
с синим кантом.
Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых
их везде провожали глаза в форточках дверей, и вошли в контору, где уже стояли два конвойных солдата
с ружьями.
Она шила, убирала комнаты, чистила мелом образа, жарила, молола, подавала кофе, делала мелкие постирушечки и иногда сидела
с барышнями и читала
им.
Маслова курила уже давно, но в последнее время связи своей
с приказчиком и после того, как
он бросил ее, она всё больше и больше приучалась пить. Вино привлекало ее не только потому, что
оно казалось ей вкусным, но
оно привлекало ее больше всего потому, что давало ей возможность забывать всё то тяжелое, что она пережила, и давало ей развязность и уверенность в своем достоинстве, которых она не имела без вина. Без вина ей всегда было уныло и стыдно.
В третьем, четвертом часу усталое вставанье
с грязной постели, зельтерская вода
с перепоя, кофе, ленивое шлянье по комнатам в пенюарах, кофтах, халатах, смотренье из-за занавесок в окна, вялые перебранки друг
с другом; потом обмывание, обмазывание, душение тела, волос, примериванье платьев, споры из-за
них с хозяйкой, рассматриванье себя в зеркало, подкрашивание лица, бровей, сладкая, жирная пища; потом одеванье в яркое шелковое обнажающее тело платье; потом выход в разукрашенную ярко-освещенную залу, приезд гостей, музыка, танцы, конфеты, вино, куренье и прелюбодеяния
с молодыми, средними, полудетьми и разрушающимися стариками, холостыми, женатыми, купцами, приказчиками, армянами, евреями, татарами, богатыми, бедными, здоровыми, больными, пьяными, трезвыми, грубыми, нежными, военными, штатскими, студентами, гимназистами — всех возможных сословий, возрастов и характеров.
В конце же недели поездка в государственное учреждение — участок, где находящиеся на государственной службе чиновники, доктора — мужчины, иногда серьезно и строго, а иногда
с игривой веселостью, уничтожая данный от природы для ограждения от преступления не только людям, но и животным стыд, осматривали этих женщин и выдавали
им патент на продолжение тех же преступлений, которые
они совершали
с своими сообщниками в продолжение недели.
В то время когда Маслова, измученная длинным переходом, подходила
с своими конвойными к зданию окружного суда, тот самый племянник ее воспитательниц, князь Дмитрий Иванович Нехлюдов, который соблазнил ее, лежал еще на своей высокой, пружинной
с пуховым тюфяком, смятой постели и, расстегнув ворот голландской чистой ночной рубашки
с заутюженными складочками на груди, курил папиросу.
Он остановившимися глазами смотрел перед собой и думал о том, что предстоит
ему нынче сделать и что было вчера.
Вспоминая вчерашний вечер, проведенный у Корчагиных, богатых и знаменитых людей, на дочери которых предполагалось всеми, что
он должен жениться,
он вздохнул и, бросив выкуренную папироску, хотел достать из серебряного портсигара другую, но раздумал и, спустив
с кровати гладкие белые ноги, нашел
ими туфли, накинул на полные плечи шелковый халат и, быстро и тяжело ступая, пошел в соседнюю
с спальней уборную, всю пропитанную искусственным запахом элексиров, одеколона, фиксатуаров, духов.
Записка была продолжением той искусной работы, которая вот уже два месяца производилась над
ним княжной Корчагиной и состояла в том, что незаметными нитями всё более и более связывала
его с ней.
Нехлюдов был очень робок
с женщинами, но именно эта-то
его робость и вызвала в этой замужней женщине желание покорить
его.
И женщина эта вовлекла
его в связь, которая
с каждым днем делалась для Нехлюдова всё более и более захватывающей и вместе
с тем всё более и более отталкивающей.
Предводитель был либеральный человек, и
он вместе
с некоторыми единомышленниками боролся против наступившей при Александре III реакции и весь был поглощен этой борьбой и ничего не знал о своей несчастной семейной жизни.
Нехлюдов слышал, что там был теперь какой-то офицер, ухаживавший за нею, и это мучало
его ревностью и вместе
с тем радовало надеждой на освобождение от томившей
его лжи.
Замедлил же
он высылкой потому, что никак не мог собрать
с крестьян, которые в своей недобросовестности дошли до такой степени, что для понуждения
их необходимо было обратиться к власти.
С прямотой и решительностью молодости
он не только говорил о том, что земля не может быть предметом частной собственности, и не только в университете писал сочинение об этом, но и на деле отдал тогда малую часть земли (принадлежавшей не
его матери, а по наследству от отца
ему лично) мужикам, не желая противно своим убеждениям владеть землею.
Вид этой картины, над которой
он бился два года, и этюдов и всей мастерской напомнили
ему испытанное
с особенной силой в последнее время чувство бессилия итти дальше в живописи.
Семь лет тому назад
он бросил службу, решив, что у
него есть призвание к живописи, и
с высоты художественной деятельности смотрел несколько презрительно на все другие деятельности.
Он с тяжелым чувством посмотрел на все эти роскошные приспособления мастерской и в невеселом расположении духа вошел в кабинет.
Тотчас же найдя в ящике огромного стола, под отделом срочные,повестку, в которой значилось, что в суде надо было быть в одиннадцать, Нехлюдов сел писать княжне записку о том, что
он благодарит за приглашение и постарается приехать к обеду. Но, написав одну записку,
он разорвал ее: было слишком интимно; написал другую — было холодно, почти оскорбительно.
Он опять разорвал и пожал в стене пуговку. В двери вошел в сером коленкоровом фартуке пожилой, мрачного вида, бритый
с бакенбардами лакей.
Гордость
его не мирилась
с тем, чтобы она даже в прошедшем могла любить не
его.
«Впрочем, не получив ответа от Марьи Васильевны (жены предводителя), не покончив совершено
с тем, я и не могу ничего предпринять», сказал
он себе.
Сторожа то быстро ходили, то рысью даже, не поднимая ног от пола, но шмыгая
ими, запыхавшись бегали взад и вперед
с поручениями и бумагами. Пристава, адвокаты и судейские проходили то туда, то сюда, просители или подсудимые не под стражей уныло бродили у стен или сидели, дожидаясь.
— Здесь, сударь, здесь. Тоже наш брат, присяжный? — весело подмигивая, спросил добродушный купец. — Ну что же, вместе потрудимся, — продолжал
он на утвердительный ответ Нехлюдова, — 2-й гильдии Баклашов, — сказал
он, подавая мягкую широкую несжимающуюся руку, — потрудиться надо.
С кем имею удовольствие?
Его слушали
с уважением, и некоторые старались вставить свои замечания, но
он всех обрывал, как будто
он один мог знать всё по-настоящему.
Нынче утром
он получил записку от швейцарки-гувернантки, жившей у
них в доме летом и теперь проезжавшей
с юга в Петербург, что она будет в городе между тремя и шестью часами ждать
его в гостинице «Италия».
И потому
ему хотелось начать и кончить раньше заседание нынешнего дня
с тем, чтобы до шести успеть посетить эту рыженькую Клару Васильевну,
с которой у
него прошлым летом на даче завязался роман.
Войдя в кабинет,
он защелкнул дверь, достал из шкапа
с бумагами
с нижней полки две галтеры (гири) и сделал 20 движений вверх, вперед, вбок и вниз и потом три раза легко присел, держа галтеры над головой.
«Ничто так не поддерживает, как обливание водою и гимнастика», подумал
он, ощупывая левой рукой
с золотым кольцом на безымяннике напруженный бисепс правой.
Ему оставалось еще сделать мулинэ (
он всегда делал эти два движения перед долгим сидением заседания), когда дверь дрогнула. Кто-то хотел отворить ее. Председатель поспешно положил гири на место и отворил дверь.
— Так скажите
ему, если увидите, что мы начнем
с отравления.
Выйдя в коридор, секретарь встретил Бреве. Подняв высоко плечи,
он, в расстегнутом мундире,
с портфелем под мышкой, чуть не бегом, постукивая каблуками и махая свободной рукой так, что плоскость руки была перпендикулярна к направлению
его хода, быстро шагал по коридору.
Он откладывал дело о скопцах за отсутствием совсем неважного и ненужного для дела свидетеля только потому, что дело это, слушаясь в суде, где состав присяжных был интеллигентный, могло кончиться оправданием. По уговору же
с председателем дело это должно было перенестись на сессию уездного города, где будут больше крестьяне, и потому больше шансов обвинения.
Вслед за старушкой из двери залы гражданского отделения, сияя пластроном широко раскрытого жилета и самодовольным лицом, быстро вышел тот самый знаменитый адвокат, который сделал так, что старушка
с цветами осталась не при чем, а делец, давший
ему 10 тысяч рублей, получил больше 100 тысяч. Все глаза обратились на адвоката, и
он чувствовал это и всей наружностью своей как бы говорил: «не нужно никих выражений преданности», и быстро прошел мимо всех.
Все встали, и на возвышение залы вышли судьи: председательствующий
с своими мускулами и прекрасными бакенбардами; потом мрачный член суда в золотых очках, который теперь был еще мрачнее оттого, что перед самым заседанием
он встретил своего шурина, кандидата на судебные должности, который сообщил
ему, что
он был у сестры, и сестра объявила
ему, что обеда не будет.
Член этот страдал катаром желудка и
с нынешнего утра начал, по совету доктора, новый режим, и этот новый режим задержал
его нынче дома еще дольше обыкновенного.
Они сами чувствовали это, и все трое, как бы смущенные своим величием, поспешно и скромно опуская глаза, сели на свои резные кресла за покрытый зеленым сукном стол, на котором возвышался треугольный инструмент
с орлом, стеклянные вазы, в которых бывают в буфетах конфеты, чернильница, перья, и лежала бумага чистая и прекрасная и вновь очиненные карандаши разных размеров.
Он также поспешно,
с портфелем под мышкой, и так же махая рукой, прошел к своему месту у окна и тотчас же погрузился в чтение и пересматривание бумаг, пользуясь каждой минутой для того, чтобы приготовиться к делу.
Секретарь сидел на противоположном конце возвышения и, подготовив все те бумаги, которые могут понадобиться для чтения, просматривал запрещенную статью, которую
он достал и читал вчера.
Ему хотелось поговорить об этой статье
с членом суда
с большой бородой, разделяющим
его взгляды, и прежде разговора хотелось ознакомиться
с нею.
Тотчас же дверь за решеткой отворилась, и вошли в шапках два жандарма
с оголенными саблями, а за
ними сначала один подсудимый, рыжий мужчина
с веснушками, и две женщины.
Входя в суд,
он держал руки
с оттопыренными большими пальцами, напряженно вытянутыми по швам, придерживая этим положением спускавшиеся слишком длинные рукава.
Обойдя ее,
он аккуратно,
с края, давая место другим, сел на нее и, вперив глаза в председателя, точно шепча что-то, стал шевелить мускулами в щеках.
Началась обычная процедура: перечисление присяжных заседателей, рассуждение о неявившихся, наложение на
них штрафов и решение о тех, которые отпрашивались, и пополнение неявившихся запасными. Потом председатель сложил билетики, вложил
их в стеклянную вазу и стал, немного засучив шитые рукава мундира и обнажив сильно поросшие волосами руки,
с жестами фокусника, вынимать по одному билетику, раскатывать и читать
их. Потом председатель спустил рукава и предложил священнику привести заседателей к присяге.
То же, что труд
его в суде, состоящий в том, чтобы приводить людей к присяге над Евангелием, в котором прямо запрещена присяга, был труд нехороший, никогда не приходило
ему в голову, и
он не только не тяготился этим, но любил это привычное занятие, часто при этом знакомясь
с хорошими господами.
Теперь
он не без удовольствия познакомился
с знаменитым адвокатом, внушавшим
ему большое уважение тем, что за одно только дело старушки
с огромными цветами на шляпке
он получил десять тысяч рублей.
— Правую руку поднимите, а персты сложите так вот, — сказал
он медленно старческим голосом, поднимая пухлую руку
с ямочками над каждым пальцем и складывая эти пальцы в щепоть.
Одни слишком громко повторяли слова, как будто
с задором и выражением, говорящим: «а я всё-таки буду и буду говорить», другие же только шептали, отставали от священника и потом, как бы испугавшись, не во-время догоняли
его; одни крепко-крепко, как бы боясь, что выпустят что-то, вызывающими жестами держали свои щепотки, а другие распускали
их и опять собирали.
Права
их, по
его словам, состояли в том, что
они могут спрашивать подсудимых через председателя, могут иметь карандаш и бумагу и могут осматривать вещественные доказательства. Обязанность состояла в том, чтобы
они судили не ложно, а справедливо. Ответственность же
их состояла в том, что в случае несоблюдения тайны совещаний и установления сношений
с посторонними
они подвергались наказанию.
Нехлюдов между тем, надев pince-nez, глядел на подсудимых по мере того, как
их допрашивали. — «Да не может быть, — думал
он, не спуская глаз
с лица подсудимой, — но как же Любовь?», думал
он, услыхав ее ответ.
«Да не может быть», продолжал себе говорить Нехлюдов, и между тем
он уже без всякого сомнения знал, что это была она, та самая девушка, воспитанница-горничная, в которую
он одно время был влюблен, именно влюблен, а потом в каком-то безумном чаду соблазнил и бросил и о которой потом никогда не вспоминал, потому что воспоминание это было слишком мучительно, слишком явно обличало
его и показывало, что
он, столь гордый своей порядочностью, не только не порядочно, но прямо подло поступил
с этой женщиной.
По прошествии нескольких дней возвратившийся из Петербурга купец Тимохин, земляк и товарищ Смелькова, узнав обстоятельства, сопровождавшие кончину Смелькова, заявил подозрение в отравлении
его с целью похищения бывших при
нем денег.
2) Весь день накануне и всю последнюю перед смертью ночь Смельков провел
с проституткой Любкой (Екатериной Масловой) в доме терпимости и в гостинице «Мавритания», куда, по поручению Смелькова и в отсутствии
его, Екатерина Маслова приезжала из дома терпимости за деньгами, кои достала из чемодана Смелькова, отомкнув
его данным ей Смельковым ключом, в присутствии коридорной прислуги гостиницы «Мавритании» Евфимии Бочковой и Симона Картинкина.