И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только
судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
— Не знаю, либерал ли я или что другое, — улыбаясь, сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся на то, что все его причисляли к какой-то партии и называли либералом только потому, что он,
судя человека, говорил, что надо прежде выслушать его, что перед судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены. — Не знаю, либерал ли я или нет, но только знаю, что теперешние суды, как они ни дурны, всё-таки лучше прежних.
Неточные совпадения
Когда судебный пристав с боковой походкой пригласил опять присяжных в залу заседания, Нехлюдов почувствовал страх, как будто не он шел
судить, но его вели в суд. В глубине души он чувствовал уже, что он негодяй, которому должно быть совестно смотреть в глаза
людям, а между тем он по привычке с обычными, самоуверенными движениями, вошел на возвышение и сел на свое место, вторым после старшины, заложив ногу на ногу и играя pince-nez.
Они (
люди), как хотят, пусть
судят обо мне, их я могу обмануть, но себя-то я не обману».
— В этом-то и ошибка, что мы привыкли думать, что прокуратура, судейские вообще — это какие-то новые либеральные
люди. Они и были когда-то такими, но теперь это совершенно другое. Это чиновники, озабоченные только 20-м числом. Он получает жалованье, ему нужно побольше, и этим и ограничиваются все его принципы. Он кого хотите будет обвинять,
судить, приговаривать.
Другой разряд составляли
люди, осужденные за поступки, совершенные в исключительных обстоятельствах, как озлобление, ревность, опьянение и т. п., такие поступки, которые почти наверное совершили бы в таких же условиях все те, которые
судили и наказывали их. Этот разряд составлял, по наблюдению Нехлюдова, едва ли не более половины всех преступников.
Так вот в исследовании вопроса о том, зачем все эти столь разнообразные
люди были посажены в тюрьмы, а другие, точно такие же
люди ходили на воле и даже
судили этих
людей, и состояло четвертое дело, занимавшее в это время Нехлюдова.
Он принадлежал к партии народовольцев и был даже главою дезорганизационной группы, имевшей целью терроризировать правительство так, чтобы оно само отказалось от власти и призвало народ. С этой целью он ездил то в Петербург, то за границу, то в Киев, то в Одессу и везде имел успех.
Человек, на которого он вполне полагался, выдал его. Его арестовали,
судили, продержали два года в тюрьме и приговорили к смертной казни, заменив ее бессрочной каторгой.
Люди, пожившие в тюрьме, всем существом своим узнавали, что,
судя по тому, что происходит над ними, все те нравственные законы уважения и сострадания к
человеку, которые проповедываются и церковными и нравственными учителями, в действительности отменены, и что поэтому и им не следует держаться их.
Вспомоществуй тебе святый Игнатий, // Когда придут иные времена. // А между тем небесной благодати // Таи в душе, царевич, семена. // Притворствовать пред оглашенным светом // Нам иногда духовный долг велит; // Твои слова, деянья
судят люди, // Намеренья единый видит бог.
Неточные совпадения
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали
судить да рядить и кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего в целом городе
человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал:
Слыхал он, что женщины часто любят некрасивых, простых
людей, но не верил этому, потому что
судил по себе, так как сам он мог любить только красивых, таинственных и особенных женщин.
Кроме того, в девочке всё было еще ожидания, а Сережа был уже почти
человек, и любимый
человек; в нем уже боролись мысли, чувства; он понимал, он любил, он
судил ее, думала она, вспоминая его слова и взгляды.
Во мне два
человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и
судит его; первый, быть может, через час простится с вами и миром навеки, а второй… второй?..
— Да куды ж мне, сами
посудите! Мне нельзя начинать с канцелярского писца. Вы позабыли, что у меня семейство. Мне сорок, у меня уж и поясница болит, я обленился; а должности мне поважнее не дадут; я ведь не на хорошем счету. Я признаюсь вам: я бы и сам не взял наживной должности. Я
человек хоть и дрянной, и картежник, и все что хотите, но взятков брать я не стану. Мне не ужиться с Красноносовым да Самосвистовым.