Неточные совпадения
В задней части залы, на передних лавках,
сидели четыре женщины, в роде фабричных или горничных, и двое мужчин, тоже из рабочих, очевидно подавленных величием убранства залы и потому робко перешептывавшихся между
собой.
Катюша одна
сидела у стола, задумавшись, и смотрела перед
собой.
Минуты две она
сидела неподвижно, потом подняла глаза, улыбнулась, покачала как бы на самое
себя укоризненно головой и, переменив положение, порывисто положила обе руки на стол и устремила глаза перед
собой.
Нехлюдов посмотрел на подсудимых. Они, те самые, чья судьба решилась, всё так же неподвижно
сидели за своей решеткой перед солдатами. Маслова улыбалась чему-то. И в душе Нехлюдова шевельнулось дурное чувство. Перед этим, предвидя ее оправдание и оставление в городе, он был в нерешительности, как отнестись к ней; и отношение к ней было трудно. Каторга же и Сибирь сразу уничтожали возможность всякого отношения к ней: недобитая птица перестала бы трепаться в ягдташе и напоминать о
себе.
Маслова
сидела, засунув руки в рукава халата, и, склонив низко голову, неподвижно смотрела на два шага перед
собой, на затоптанный пол, и только говорила...
Председатель, так же как и вчера, изображал из
себя беспристрастие и справедливость и подробно разъяснял и внушал присяжным то, что они знали и не могли не знать. Так же, как вчера, делались перерывы, так же курили; так же судебный пристав вскрикивал: «суд идет», и так же, стараясь не заснуть,
сидели два жандарма с обнаженным оружием, угрожая преступнику.
Воспитаем так не одного, а миллионы людей, и потом поймаем одного и воображаем
себе, что мы что-то сделали, оградили
себя, и что больше уже и требовать от нас нечего, мы его препроводили из Московской в Иркутскую губернию, — с необыкновенной живостью и ясностью думал Нехлюдов,
сидя на своем стуле рядом с полковником и слушая различные интонации голосов защитника, прокурора и председателя и глядя на их самоуверенные жесты.
Дьячиха неподвижно
сидела на нарах и непроснувшимся, тупым взглядом смотрела перед
собой.
У трактиров уже теснились, высвободившись из своих фабрик, мужчины в чистых поддевках и глянцовитых сапогах и женщины в шелковых ярких платках на головах и пальто с стеклярусом. Городовые с желтыми шнурками пистолетов стояли на местах, высматривая беспорядки, которые могли бы paзвлечь их от томящей скуки. По дорожкам бульваров и по зеленому, только что окрасившемуся газону бегали, играя, дети и собаки, и веселые нянюшки переговаривались между
собой,
сидя на скамейках.
Проходя назад по широкому коридору (было время обеда, и камеры были отперты) между одетыми в светло-желтые халаты, короткие, широкие штаны и коты людьми, жадно смотревшими на него, Нехлюдов испытывал странные чувства — и сострадания к тем людям, которые
сидели, и ужаса и недоумения перед теми, кто посадили и держат их тут, и почему-то стыда за
себя, за то, что он спокойно рассматривает это.
Лакей уже успел доложить, когда они вошли, и Анна Игнатьевна, вице-губернаторша, генеральша, как она называла
себя, уже с сияющей улыбкой наклонилась к Нехлюдову из-за шляпок и голов, окружавших ее у дивана. На другом конце гостиной у стола с чаем
сидели барыни и стояли мужчины — военные и штатские, и слышался неумолкаемый треск мужских и женских голосов.
Один
сидел у окна, подняв брови и выставив губы, глядел перед
собою, как будто стараясь вспомнить что-то.
На одной из улиц с ним поравнялся обоз ломовых, везущих какое-то железо и так страшно гремящих по неровной мостовой своим железом, что ему стало больно ушам и голове. Он прибавил шагу, чтобы обогнать обоз, когда вдруг из-зa грохота железа услыхал свое имя. Он остановился и увидал немного впереди
себя военного с остроконечными слепленными усами и с сияющим глянцовитым лицом, который,
сидя на пролетке лихача, приветственно махал ему рукой, открывая улыбкой необыкновенно белые зубы.
Войдя в кабинет, Нехлюдов очутился перед среднего роста коренастым, коротко остриженным человеком в сюртуке, который
сидел в кресле у большого письменного стола и весело смотрел перед
собой. Особенно заметное своим красным румянцем среди белых усов и бороды добродушное лицо сложилось в ласковую улыбку при виде Нехлюдова.
Нелегальный живет вечно в тревоге и материальных лишениях и страхе и за
себя, и за других, и за дело, и наконец его берут, и всё кончено, вся ответственность снята:
сиди и отдыхай.
Лошадь вялой рысцой, постукивая равномерно подковами по пыльной и неровной мостовой, тащилась по улицам; извозчик беспрестанно задремывал; Нехлюдов же
сидел, ни о чем не думая, равнодушно глядя перед
собою. На спуске улицы, против ворот большого дома, стояла кучка народа и конвойный с ружьем. Нехлюдов остановил извозчика.
Не чувствуешь любви к людям,
сиди смирно, — думал Нехлюдов, обращаясь к
себе, — занимайся
собой, вещами, чем хочешь, но только не людьми.
— Voilà encore des nouvelles! [Вот еще новости!] — проговорила молодая из двух дам, вполне уверенная, что она своим хорошим французским языком обратит на
себя внимание Нехлюдова. Дама же с браслетами только всё принюхивалась, морщилась и что-то сказала про приятность
сидеть с вонючим мужичьем.
Исхудалый и бледный, с поджатыми под
себя ногами в валенках, он, сгорбившись и дрожа,
сидел в дальнем углу нар и, засунув руки в рукава полушубка, лихорадочными глазами смотрел на Нехлюдова.
Неточные совпадения
Питался больше рыбою; //
Сидит на речке с удочкой // Да сам
себя то по носу, // То по лбу — бац да бац!
— Я уж на что глуп, — сказал он, — а вы еще глупее меня! Разве щука
сидит на яйцах? или можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы
себе такого князя, какого нет в свете глупее, — и тот будет володеть вами!
— Это точно, что с правдой жить хорошо, — отвечал бригадир, — только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе, древнему старику, с правдой дома
сидеть, чем беду на
себя накликать!
Когда они вошли, девочка в одной рубашечке
сидела в креслице у стола и обедала бульоном, которым она облила всю свою грудку. Девочку кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела девушка русская, прислуживавшая в детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были в соседней комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском языке, на котором они только и могли между
собой изъясняться.
Он
сидел на своем кресле, то прямо устремив глаза вперед
себя, то оглядывая входивших и выходивших, и если и прежде он поражал и волновал незнакомых ему людей своим видом непоколебимого спокойствия, то теперь он еще более казался горд и самодовлеющ.