Неточные совпадения
Сидевший там писарь дал одному из солдат пропитанную табачным дымом
бумагу и, указав
на арестантку сказал: «прими».
Солдат — нижегородский мужик с красным, изрытым оспою лицом — положил
бумагу за обшлаг рукава шинели и, улыбаясь, подмигнул товарищу, широкоскулому чувашину,
на арестантку.
«Исполняя взятую
на себя обязанность быть вашей памятью, — было написано
на листе серой толстой
бумаги с неровными краями острым, но разгонистым почерком, — напоминаю вам, что вы нынче, 28-го апреля, должны быть в суде присяжных и потому не можете никак ехать с нами и Колосовым смотреть картины, как вы, с свойственным вам легкомыслием, вчера обещали; à moins que vous ne soyez disposé à payer à la cour d’assises les 300 roubles d’amende, que vous vous refusez pour votre cheval, [если, впрочем, вы не предполагаете уплатить в окружной суд штраф в 300 рублей, которые вы жалеете истратить
на покупку лошади.] зa то, что не явились во-время.
Они сами чувствовали это, и все трое, как бы смущенные своим величием, поспешно и скромно опуская глаза, сели
на свои резные кресла за покрытый зеленым сукном стол,
на котором возвышался треугольный инструмент с орлом, стеклянные вазы, в которых бывают в буфетах конфеты, чернильница, перья, и лежала
бумага чистая и прекрасная и вновь очиненные карандаши разных размеров.
Секретарь сидел
на противоположном конце возвышения и, подготовив все те
бумаги, которые могут понадобиться для чтения, просматривал запрещенную статью, которую он достал и читал вчера. Ему хотелось поговорить об этой статье с членом суда с большой бородой, разделяющим его взгляды, и прежде разговора хотелось ознакомиться с нею.
В окружном же суде он служил со времени открытия судов и очень гордился тем, что он привел к присяге несколько десятков тысяч человек, и что в своих преклонных годах он продолжал трудиться
на благо церкви, отечества и семьи, которой он оставит, кроме дома, капитал не менее тридцати тысяч в процентных
бумагах.
Как только присяжные уселись, председатель сказал им речь об их правах, обязанностях и ответственности. Говоря свою речь, председатель постоянно переменял позу: то облокачивался
на левую, то
на правую руку, то
на спинку, то
на ручки кресел, то уравнивал края
бумаги, то гладил разрезной нож, то ощупывал карандаш.
— Ваше имя? — со вздохом усталости обратился председатель ко второй подсудимой, не глядя
на нее и о чем-то справляясь в лежащей перед ним
бумаге. Дело было настолько привычное для председателя, что для убыстрения хода дел он мог делать два дела разом.
Председатель, с выражением того, что это дело теперь окончено, переложил локоть руки, в которой он держал
бумагу,
на другое место и обратился к Евфимье Бочковой.
Вслед за этим председатель записал что-то в
бумагу и, выслушав сообщение, сделанное ему шопотом членом налево, объявил
на 10 минут перерыв заседания и поспешно встал и вышел из залы. Совещание между председателем и членом налево, высоким, бородатым, с большими добрыми глазами, было о том, что член этот почувствовал легкое расстройство желудка и желал сделать себе массаж и выпить капель. Об этом он и сообщил председателю, и по его просьбе был сделан перерыв.
Председатель, который гнал дело как мог скорее, чтобы поспеть к своей швейцарке, хотя и знал очень хорошо, что прочтение этой
бумаги не может иметь никакого другого следствия, как только скуку и отдаление времени обеда, и что товарищ прокурора требует этого чтения только потому, что он знает, что имеет право потребовать этого, всё-таки не мог отказать и изъявил согласие. Секретарь достал
бумагу и опять своим картавящим
на буквы л и р унылым голосом начал читать...
Добрый член не сразу ответил, он взглянул
на номер
бумаги, которая лежала перед ним, и сложил цифры, — не удалось
на три. Он загадал, что если делится, то он согласится, но, несмотря
на то, что не делилось, он по доброте своей согласился.
Дело, о котором хотела говорить Вера Ефремовна с Нехлюдовым, состояло в том, что одна товарка ее, некто Шустова, даже и не принадлежавшая к их подгруппе, как она выражалась, была схвачена пять месяцев тому назад вместе с нею и посажена в Петропавловскую крепость только потому, что у ней нашли книги и
бумаги, переданные ей
на сохранение.
Свою историю Вера Ефремовна рассказала так, что она, кончив акушерские курсы, сошлась с партией народовольцев и работала с ними. Сначала шло всё хорошо, писали прокламации, пропагандировали
на фабриках, но потом схватили одну выдающуюся личность, захватили
бумаги и начали всех брать.
Ужасны были, очевидно, невинные страдания Меньшова — и не столько его физические страдания, сколько то недоумение, то недоверие к добру и к Богу, которые он должен был испытывать, видя жестокость людей, беспричинно мучающих его; ужасно было опозорение и мучения, наложенные
на эти сотни ни в чем неповинных людей только потому, что в
бумаге не так написано; ужасны эти одурелые надзиратели, занятые мучительством своих братьев и уверенные, что они делают и хорошее и важное дело.
На другой день после посещения Масленникова Нехлюдов получил от него
на толстой глянцовитой с гербом и печатями
бумаге письмо великолепным твердым почерком о том, что он написал о переводе Масловой в больницу врачу, и что, по всей вероятности, желание его будет исполнено. Было подписано: «любящий тебя старший товарищ», и под подписью «Масленников» был сделан удивительно искусный, большой и твердый росчерк.
Когда все разместились, Нехлюдов сел против них и, облокотившись
на стол над
бумагой, в которой у него был написан конспект проекта, начал излагать его.
Вольф подошел к столу и взглянул в
бумагу, лежавшую
на картоне с делами.
Тонкие, влажные, слабые пальцы художника были вставлены в жесткие, морщинистые и окостеневшие в сочленениях пальцы старого генерала, и эти соединенные руки дергались вместе с опрокинутым чайным блюдечком по листу
бумаги с изображенными
на нем всеми буквами алфавита.
Бе же слушал Вольфа с грустным лицом, рисуя гирлянды
на лежавшей перед ним
бумаге.
Нехлюдов сказал, что сейчас придет, и, сложив
бумаги в портфель, пошел к тетушке. По дороге наверх он заглянул в окно
на улицу и увидал пару рыжих Mariette, и ему вдруг неожиданно стало весело и захотелось улыбаться.
— Уж позволь мне знать лучше тебя, — продолжала тетка. — Видите ли, — продолжала она, обращаясь к Нехлюдову, — всё вышло оттого, что одна личность просила меня приберечь
на время его
бумаги, а я, не имея квартиры, отнесла ей. А у ней в ту же ночь сделали обыск и взяли и
бумаги и ее и вот держали до сих пор, требовали, чтоб она сказала, от кого получила.
— Позвольте, — всё так же, не глядя в глаза, сказал смотритель и, взяв длинными сухими белыми пальцами, из которых
на указательном было золотое кольцо, поданную Нехлюдовым
бумагу, он медленно прочел ее. — Пожалуйте в контору, — сказал он.
В конторе в этот раз никого не было. Смотритель сел за стол, перебирая лежавшие
на нем
бумаги, очевидно намереваясь присутствовать сам при свидании. Когда Нехлюдов спросил его, не может ли он видеть политическую Богодуховскую, то смотритель коротко ответил, что этого нельзя.
Войдя в его маленькие две комнатки, Наталья Ивановна внимательно осмотрела их.
На всем она увидала знакомую ей чистоту и аккуратность и поразившую ее совершенно новую для него скромность обстановки.
На письменном столе она увидала знакомое ей пресс-папье с бронзовой собачкой; тоже знакомо аккуратно разложенные портфели и
бумаги, и письменные принадлежности, и томы уложения о наказаниях, и английскую книгу Генри Джорджа и французскую — Тарда с вложенным в нее знакомым ей кривым большим ножом слоновой кости.
Укладывая вещи и
бумаги, Нехлюдов остановился
на своем дневнике, перечитал некоторые места и то, что было записано в нем последнее.
Новый смотритель, два помощника его, доктор, фельдшер, конвойный офицер и писарь сидели у выставленного
на дворе в тени стены стола с
бумагами и канцелярскими принадлежностями и по одному перекликали, осматривали, опрашивали и записывали подходящих к ним друг зa другом арестантов.
Сейчас кобылу
на двор поставил, взял
бумагу, прихожу в зàмок.
В небольшой камере были все, за исключением двух мужчин, заведывавших продовольствием и ушедших за кипятком и провизией. Тут была старая знакомая Нехлюдова, еще более похудевшая и пожелтевшая Вера Ефремовна с своими огромными испуганными глазами и налившейся жилой
на лбу, в серой кофте и с короткими волосами. Она сидела перед газетной
бумагой с рассыпанным
на ней табаком и набивала его порывистыми движениями в папиросные гильзы.
Копия с
бумаги из Собственной Его Величества канцелярии тоже не подействовала
на смотрителя.
Несмотря
на неудачу в тюрьме, Нехлюдов всё в том же бодром, возбужденно-деятельном настроении поехал в канцелярию губернатора узнать, не получена ли там
бумага о помиловании Масловой.
Бумаги не было, и потому Нехлюдов, вернувшись в гостиницу, поспешил тотчас же, не откладывая, написать об этом Селенину и адвокату. Окончив письма, он взглянул
на часы; было уже время ехать
на обед к генералу.