Неточные совпадения
«Ведь я любил ее, истинно любил
хорошей, чистой любовью в эту ночь, любил ее еще прежде, да еще как любил тогда, когда я в первый раз жил у тетушек и
писал свое сочинение!» И он вспомнил себя таким, каким он был тогда.
Ну-с, так ваше дело или дело, которое интересует вас, — продолжал он, — ведено скверно,
хороших поводов к кассации нет, но всё-таки попытаться кассировать можно, и я вот
написал следующее.
Другая записка была от бывшего товарища Нехлюдова, флигель-адъютанта Богатырева, которого Нехлюдов просил лично передать приготовленное им прошение от имени сектантов государю. Богатырев своим крупным, решительным почерком
писал, что прошение он, как обещал, подаст прямо в руки государю, но что ему пришла мысль: не
лучше ли Нехлюдову прежде съездить к тому лицу, от которого зависит это дело, и попросить его.
— Вполне. Я вам обещаю это, — сказал он с особенным ударением на слове «я», очевидно вполне уверенный, что егочестность, его слово были самое лучшее ручательство. — Да
лучше всего я сейчас
напишу. Потрудитесь присесть.
Марья Антоновна. Вы всё эдакое говорите… Я бы вас попросила, чтоб вы мне
написали лучше на память какие-нибудь стишки в альбом. Вы, верно, их знаете много.
Письма Сони казались сперва Дуне и Разумихину как-то сухими и неудовлетворительными; но под конец оба они нашли, что и
писать лучше невозможно, потому что и из этих писем в результате получалось все-таки самое полное и точное представление о судьбе их несчастного брата.
Он заслужил в городе славу азартнейшего игрока в винт, и Самгин вспомнил, как в комнате присяжных поверенных при окружном суде рассказывали: однажды Гудим и его партнеры играли непрерывно двадцать семь часов, а на двадцать восьмом один из них, сыграв «большой шлем», от радости помер, чем и предоставил Леониду Андрееву возможность
написать хороший рассказ.
«Зачем ему секретарь? — в страхе думал я, — он
пишет лучше всяких секретарей: зачем я здесь? Я — лишний!» Мне стало жутко. Но это было только начало страха. Это опасение я кое-как одолел мыслью, что если адмиралу не недостает уменья, то недостанет времени самому писать бумаги, вести всю корреспонденцию и излагать на бумагу переговоры с японцами.
Неточные совпадения
Хлестаков (
пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади
хорошие были! Ямщикам скажи, что я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает
писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях — то начинать. Поговорим-ка
лучше о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки
пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
— Ты сказал, чтобы всё было, как было. Я понимаю, что это значит. Но послушай: мы ровесники, может быть, ты больше числом знал женщин, чем я. — Улыбка и жесты Серпуховского говорили, что Вронский не должен бояться, что он нежно и осторожно дотронется до больного места. — Но я женат, и поверь, что, узнав одну свою жену (как кто-то
писал), которую ты любишь, ты
лучше узнаешь всех женщин, чем если бы ты знал их тысячи.
— Я не переставая думаю о том же. И вот что я начал
писать, полагая, что я
лучше скажу письменно и что мое присутствие раздражает ее, — сказал он, подавая письмо.
Он забыл всё то, что он думал о своей картине прежде, в те три года, когда он
писал ее; он забыл все те ее достоинства, которые были для него несомненны, — он видел картину их равнодушным, посторонним, новым взглядом и не видел в ней ничего
хорошего.