Неточные совпадения
Гордость его не мирилась с тем, чтобы она даже в прошедшем могла
любить не его.
Разумеется, она не могла знать, что она встретит его, но одна мысль о том, что она могла
любить кого-нибудь прежде, оскорбляла его.
То же, что труд его в суде, состоящий в том, чтобы приводить людей к присяге над Евангелием, в котором прямо запрещена присяга, был труд нехороший, никогда не приходило ему в голову, и он не только не тяготился этим, но
любил это привычное занятие, часто при этом знакомясь с хорошими господами.
Но она напрасно боялась этого: Нехлюдов, сам не зная того,
любил Катюшу, как
любят невинные люди, и его любовь была главной защитой от падения и для него и для нее.
Он чувствовал, что влюблен, но не так, как прежде, когда эта любовь была для него тайной, и он сам не решался признаться себе в том, что он
любит, и когда он был убежден в том, что
любить можно только один paз, — теперь он был влюблен, зная это и радуясь этому и смутно зная, хотя и скрывая от себя, в чем состоит любовь, и что из нее может выйти.
«Так, так, милая, всё хорошо, всё прекрасно,
люблю».
«Нельзя бросить женщину, которую я
любил, и удовлетвориться тем, что я заплачу деньги адвокату и избавлю ее от каторги, которой она и не заслуживает, загладить вину деньгами, как я тогда думал, что сделал что должно, дав ей деньги».
Она вспомнила, как посетившая ее в остроге Берта рассказывала ей, что тот студент, которого она
любила, живя у Китаевой, приезжал к ним, спрашивал про нее и очень жалел.
Он, которого она
любила и который ее
любил, — она это знала, — бросил ее, насладившись ею и надругавшись над ее чувствами.
В первую минуту она соединила теперь сидящего перед ней человека с тем юношей, которого она когда-то
любила, но потом, увидав, что это слишком больно, она перестала соединять его с тем.
Теперь этот чисто одетый, выхоленный господин с надушенной бородой был для нее не тот Нехлюдов, которого она
любила, а только один из тех людей, которые, когда им нужно было, пользовались такими существами, как она, и которыми такие существа, как она, должны были пользоваться как можно для себя выгоднее.
И потому теперешний Нехлюдов был для нее не тот человек, которого она когда-то
любила чистой любовью, а только богатый господин, которым можно и должно воспользоваться и с которым могли быть только такие отношения, как и со всеми мужчинами.
Его
любили товарищи по камере за его веселость, щедрость и твердость в отношениях с начальством.
А соблюсти там порядок очень трудно, потому что переполнено, особенно пересыльными; но я всё-таки строго смотрю и
люблю это дело.
— Ни за что, ни за что не соглашусь: она просто не
любила, — говорил женский голос.
— Ужасный оболтус, но я тебя именно за это
люблю, что ты такой ужасный оболтус, — повторяла она, видимо особенно полюбив это слово, верно передававшее в ее глазах умственное и нравственное состояние ее племянника.
— Червянского я не
люблю, но ведь это муж Mariette. Можно ее попросить. Она сделает для меня. Elle est très gentille. [Она очень мила.]
— Ничего это не мешает. Евангелие — Евангелием, а что противно, то противно. Хуже будет, когда я буду притворяться, что
люблю нигилистов и, главное, стриженых нигилисток, когда я их терпеть не могу.
— Я, графиня, во-первых, не имею никаких прав что-либо советовать князю, — сказала Mariette, глядя на Нехлюдова и этим взглядом устанавливая между ним и ею какое-то полное соглашение об отношении к словам графини и вообще к евангелизму, — и, во-вторых, я не очень
люблю, вы знаете…
Стало быть, он знает, как
любят люди курить, знает, стало быть, и как
любят люди свободу, свет, знает, как
любят матери детей и дети мать.
Если кто верил в Бога и людей, в то, что люди
любят друг друга, тот после этого перестанет верить в это.
Несмотря на эти свойства, он был близкий человек ко двору и
любил царя и его семью и умел каким-то удивительным приемом, живя в этой высшей среде, видеть в ней одно хорошее и не участвовать ни в чем дурном и нечестном.
Так же как в одной поваренной книге говорится, что раки
любят, чтоб их варили живыми, он вполне был убежден, и не в переносном смысле, как это выражение понималось в поваренной книге, а в прямом, — думал и говорил, что народ
любит быть суеверным.
Он относился к поддерживаемой им религии так, как относится куровод к падали, которою он кормит своих кур: падаль очень неприятна, но куры
любят и едят ее, и потому их надо кормить падалью.
Разумеется, все эти Иверские, Казанские и Смоленские — очень грубое идолопоклонство, но народ
любит это и верит в это, и поэтому надо поддерживать эти суеверия.
Так думал Топоров, не соображая того, что ему казалось, что народ
любит суеверия только потому, что всегда находились и теперь находятся такие жестокие люди, каков и был он, Топоров, которые, просветившись, употребляют свой свет не на то, на что они должны бы употреблять его, — на помощь выбивающемуся из мрака невежества народу, а только на то, чтобы закрепить его в нем.
С тех пор они оба развратились: он — военной службой, дурной жизнью, она — замужеством с человеком, которого она полюбила чувственно, но который не только не
любил всего того, что было когда-то для нее с Дмитрием самым святым и дорогим, но даже не понимал, что это такое, и приписывал все те стремления к нравственному совершенствованию и служению людям, которыми она жила когда-то, одному, понятному ему, увлечению самолюбием, желанием выказаться перед людьми.
Антипатичен он ему был своей вульгарностью чувств, самоуверенной ограниченностью и, главное, антипатичен был ему за сестру, которая могла так страстно, эгоистично, чувственно
любить эту бедную натуру и в угоду ему могла заглушить всё то хорошее, что было в ней.
— Жаль. Мне жаль. Я ее
люблю. Но положим, что это так. Но для чего ты хочешь связать себя? — прибавила она робко. — Для чего ты едешь?
Правда, что человек не может заставить себя
любить, как он может заставить себя работать, но из этого не следует, что можно обращаться с людьми без любви, особенно если чего-нибудь требуешь от них.
Как есть можно без вреда и с пользой только тогда, когда хочется есть, так и с людьми можно обращаться с пользой и без вреда только тогда, когда
любишь.
Стала она революционеркой, как она рассказывала, потому, что с детства чувствовала отвращение к господской жизни, а
любила жизнь простых людей, и ее всегда бранили за то, что она в девичьей, в кухне, в конюшне, а не в гостиной.
— А мне с кухарками и кучерами бывало весело, а с нашими господами и дамами скучно, — рассказывала она. — Потом, когда я стала понимать, я увидала, что наша жизнь совсем дурная. Матери у меня не было, отца я не
любила и девятнадцати лет я с товаркой ушла из дома и поступила работницей на фабрику.
Любовь его к Катюше не нарушала этой теории, так как он
любил платонически, полагая, что такая любовь не только не препятствует фагоцитной деятельности служения слабым, но еще больше воодушевляет к ней.
Была девушка, которую он
любил, и он подумывал о женитьбе и земской деятельности.
Он верил в это и потому бодро и даже весело всегда смотрел в глаза смерти и твердо переносил страдания, которые ведут к ней, но не
любил и не умел говорить об этом.
Он
любил работать и всегда был занят практическими делами и на такие же практические дела наталкивал товарищей.
Революционерка учила его и поражалась той удивительной способностью, с которой он ненасытно поглощал всякие знания. В два года он изучил алгебру, геометрию, историю, которую он особенно
любил, и перечитал всю художественную и критическую литературу и, главное, социалистическую.
К женщинам же, на которых он смотрел как на помеху во всех нужных делах, он питал непреодолимое презрение. Но Маслову он жалел и был с ней ласков, видя в ней образец эксплуатации низшего класса высшим. По этой же причине он не
любил Нехлюдова, был неразговорчив с ним и не сжимал его руки, а только предоставлял к пожатию свою вытянутую руку, когда Нехлюдов здоровался с ним.
Она всегда была мыслями с мужем и как прежде никого не
любила, так и теперь не могла
любить никого, кроме своего мужа.
Товарищи уважали его за его смелость и решительность, но не
любили.
Он же никого не
любил и ко всем выдающимся людям относился как к соперникам и охотно поступил бы с ними, как старые самцы-обезьяны поступают с молодыми, если бы мог.
Только утром, именно в то время, когда Нехлюдов застал его, он был похож на разумного человека и мог понимать, чтò ему говорили, и более или менее успешно исполнять на деле пословицу, которую
любил повторять: «пьян да умен — два угодья в нем».
Больше же всех была приятна Нехлюдову милая молодая чета дочери генерала с ее мужем. Дочь эта была некрасивая, простодушная молодая женщина, вся поглощенная своими первыми двумя детьми; муж ее, за которого она после долгой борьбы с родителями вышла по любви, либеральный кандидат московского университета, скромный и умный, служил и занимался статистикой, в особенности инородцами, которых он изучал,
любил и старался спасти от вымирания.
— Что
любить, не
любить? Я уж это оставила, и Владимир Иванович ведь совсем особенный.
— Скажите им, что Христос жалел их и
любил, — сказал он, — и умер за них. Если они будут верить в это, они спасутся. — Пока он говорил, все арестанты молча стояли перед нарами, вытянув руки по швам. — В этой книге, скажите им, — закончил он, — всё это сказано. Есть умеющие читать?
Нехлюдов понял теперь, что общество и порядок вообще существуют не потому, что есть эти узаконенные преступники, судящие и наказывающие других людей, а потому, что, несмотря на такое развращение, люди всё-таки жалеют и
любят друг друга.