Неточные совпадения
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего доводит дурное, не такое,
как наше, поведение».
Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.
История арестантки Масловой была очень обыкновенная история. Маслова была дочь незамужней дворовой женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя женщина эта рожала каждый год, и,
как это обыкновенно делается по деревням,
ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, ненужного и мешавшего работе
ребенка, и он скоро умирал от голода.
Но повитуха, принимавшая на деревне у больной женщины, заразила Катюшу родильной горячкой, и
ребенка, мальчика, отправили в воспитательный дом, где
ребенок,
как рассказывала возившая его старуха, тотчас же по приезде умер.
В то время Нехлюдов, воспитанный под крылом матери, в 19 лет был вполне невинный юноша. Он мечтал о женщине только
как о жене. Все же женщины, которые не могли, по его понятию, быть его женой, были для него не женщины, а люди. Но случилось, что в это лето, в Вознесенье, к тетушкам приехала их соседка с
детьми: двумя барышнями, гимназистом и с гостившим у них молодым художником из мужиков.
Как развязать отношения с Марьей Васильевной, с ее мужем так, чтобы было не стыдно смотреть в глаза ему и его
детям?
Она решила, что сделает так. Но тут же,
как это и всегда бывает в первую минуту затишья после волнения, он,
ребенок — его
ребенок, который был в ней, вдруг вздрогнул, стукнулся и плавно потянулся и опять стал толкаться чем-то тонким, нежным и острым. И вдруг всё то, что за минуту так мучало ее, что, казалось, нельзя было жить, вся злоба на него и желание отомстить ему хоть своей смертью, — всё это вдруг отдалилось. Она успокоилась, оправилась, закуталась платком и поспешно пошла домой.
— Ведь был
ребенок? — спросил он и почувствовал,
как лицо его покраснело.
— Кто ж станет горничную с
ребенком держать?
Как заметили, так и прогнали. Да что говорить, — не помню ничего, всё забыла. То всё кончено.
Но ужаснее всего показался ему этот стареющийся и слабый здоровьем и добрый смотритель, который должен разлучать мать с сыном, отца с дочерью — точно таких же людей,
как он сам и его
дети.
— Mнe Мика говорил, что вы заняты в тюрьмах. Я очень понимаю это, — говорила она Нехлюдову. — Мика (это был ее толстый муж, Масленников) может иметь другие недостатки, но вы знаете,
как он добр. Все эти несчастные заключенные — его
дети. Он иначе не смотрят на них. Il est d’une bonté [Он так добр…]…
Он хотел и в этом имении устроить дело с землею так же,
как он устроил его в Кузминском; кроме того, узнать всё, что можно еще узнать про Катюшу и ее и своего
ребенка: правда ли, что он умер, и
как он умер?
— Васька, куда, постреленок, убежал? — закричала выбежавшая из избы в грязной, серой,
как бы засыпанной золой рубахе баба и с испуганным лицом бросилась вперед Нехлюдова, подхватила
ребенка и унесла в избу, точно она боялась, что Нехлюдов сделает что-нибудь над ее
дитей.
Старческий же
ребенок весь расплылся в улыбку, изгибая свои,
как червячки, тоненькие ножки.
Не успел он сделать двух шагов,
как его догнала другая женщина с
ребенком, потом старуха, потом еще женщина.
Он не только вспомнил, но почувствовал себя таким,
каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал
ребенком на коленях матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть всегда добрым и никогда не огорчать ее, — почувствовал себя таким,
каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым решали, что будут всегда поддерживать друг друга в доброй жизни и будут стараться сделать всех людей счастливыми.
В его воспоминании были деревенские люди: женщины,
дети, старики, бедность и измученность, которые он
как будто теперь в первый раз увидал, в особенности улыбающийся старичок-младенец, сучащий безыкорными ножками, — и он невольно сравнивал с ними то, что было в городе.
«И
как они все уверены, и те, которые работают, так же
как и те, которые заставляют их работать, что это так и должно быть, что в то время,
как дома их брюхатые бабы работают непосильную работу, и
дети их в скуфеечках перед скорой голодной смертью старчески улыбаются, суча ножками, им должно строить этот глупый ненужный дворец какому-то глупому и ненужному человеку, одному из тех самых, которые разоряют и грабят их», думал Нехлюдов, глядя на этот дом.
Ребенок, девочка с золотистыми длинными локонами и голыми ногами, было существо совершенно чуждое отцу, в особенности потому, что оно было ведено совсем не так,
как он хотел этого. Между супругами установилось обычное непонимание и даже нежелание понять друг друга и тихая, молчаливая, скрываемая от посторонних и умеряемая приличиями борьба, делавшая для него жизнь дома очень тяжелою. Так что семейная жизнь оказалась еще более «не то», чем служба и придворное назначение.
Как ни тяжело мне было тогда лишение свободы, разлука с
ребенком, с мужем, всё это было ничто в сравнении с тем, что я почувствовала, когда поняла, что я перестала быть человеком и стала вещью.
Стало быть, он знает,
как любят люди курить, знает, стало быть, и
как любят люди свободу, свет, знает,
как любят матери
детей и
дети мать.
Сестра рассказала про
детей, что они остались с бабушкой, с его матерью и, очень довольная тем, что спор с ее мужем прекратился, стала рассказывать про то,
как ее
дети играют в путешествие, точно так же,
как когда-то он играл с своими двумя куклами — с черным арапом и куклой, называвшейся француженкой.
Нехлюдов же, не говоря о досаде, которую он испытывал за то, что зять вмешивался в его дела с землею (в глубине души он чувствовал, что зять и сестра и их
дети,
как наследники его, имеют на это право), негодовал в душе на то, что этот ограниченный человек с полною уверенностью и спокойствием продолжал считать правильным и законным то дело, которое представлялось теперь Нехлюдову несомненно безумными преступным.
Дети эти,
как жеребята в табуне, жались между арестантками.
Нехлюдову показалось, что он узнал Маслову, когда она выходила; но потом она затерялась среди большого количества других, и он видел только толпу серых,
как бы лишенных человеческого, в особенности женственного свойства существ с
детьми и мешками, которые расстанавливались позади мужчин.
Спереди против них сидели их
дети: разубранная и свеженькая,
как цветочек, девочка с распущенными белокурыми волосами, тоже с ярким зонтиком, и восьмилетний мальчик с длинной, худой шеей и торчащими ключицами, в матросской шляпе, украшенной длинными лентами.
— Если же я и отдам, то одно, что могу сказать, это то, что всё остальное будет их, так
как едва ли я женюсь, а если женюсь, то не будет
детей… так что…
Всё шло
как обыкновенно: пересчитывали, осматривали целость кандалов и соединяли пары, шедшие в наручнях. Но вдруг послышался начальственно гневный крик офицера, удары по телу и плач
ребенка. Всё затихло на мгновение, а потом по всей толпе пробежал глухой ропот. Маслова и Марья Павловна подвинулись к месту шума.
И потом так неестественно, чтобы можно было такого
ребенка,
как Розовского, казнить.
В тот день, когда на выходе с этапа произошло столкновение конвойного офицера с арестантами из-за
ребенка, Нехлюдов, ночевавший на постоялом дворе, проснулся поздно и еще засиделся за письмами, которые он готовил к губернскому городу, так что выехал с постоялого двора позднее обыкновенного и не обогнал партию дорогой,
как это бывало прежде, а приехал в село, возле которого был полуэтап, уже сумерками.
— Я думаю, что вы можете облегчить положение таких людей, пока они в вашей власти. И, поступая так, я уверен, что вы нашли бы большую радость, — говорил Нехлюдов, стараясь произносить
как можно внятнее, так,
как говорят с иностранцами или
детьми.
Обиду эту он почувствовал в первый раз, когда на Рождество их, ребят, привели на елку, устроенную женой фабриканта, где ему с товарищами подарили дудочку в одну копейку, яблоко, золоченый орех и винную ягоду, а
детям фабриканта — игрушки, которые показались ему дарами волшебницы и стоили,
как он после узнал, более 50 рублей.
Несколько раз похвалив
детей и тем хотя отчасти удовлетворив мать, жадно впитывающую в себя эти похвалы, он вышел за ней в гостиную, где англичанин уже дожидался его, чтобы вместе,
как они уговорились, ехать в тюрьму. Простившись со старыми и молодыми хозяевами, Нехлюдов вышел вместе с англичанином на крыльцо генеральского дома.
«Я жить хочу, хочу семью,
детей, хочу человеческой жизни», мелькнуло у него в голове в то время,
как она быстрыми шагами, не поднимая глаз, входила в комнату.
4. Итак, кто умалится,
как это
дитя, тот и больше в Царстве Небесном...
Он прочел еще 7-й, 8-й, 9-й и 10-й стихи о соблазнах, о том, что они должны прийти в мир, о наказании посредством геенны огненной, в которую ввергнуты будут люди, и о каких-то ангелах
детей, которые видят лицо Отца Небесного. «
Как жалко, что это так нескладно, — думал он, — а чувствуется, что тут что-то хорошее».
25. А
как он не имел чем заплатить, то государь его приказал продать его, и жену его, и
детей, и всё,чтo он имел, и заплатить.