Неточные совпадения
Нехлюдов только что хотел взяться
за письма, как из
двери, ведшей в коридор, выплыла полная пожилая женщина в трауре, с кружевной наколкой на голове, скрывавшей ее разъехавшуюся дорожку пробора.
Тотчас же найдя в ящике огромного стола, под отделом срочные,повестку, в которой значилось, что в суде надо было быть в одиннадцать, Нехлюдов сел писать княжне записку о том, что он благодарит
за приглашение и постарается приехать к обеду. Но, написав одну записку, он разорвал ее: было слишком интимно; написал другую — было холодно, почти оскорбительно. Он опять разорвал и пожал в стене пуговку. В
двери вошел в сером коленкоровом фартуке пожилой, мрачного вида, бритый с бакенбардами лакей.
Вслед
за старушкой из
двери залы гражданского отделения, сияя пластроном широко раскрытого жилета и самодовольным лицом, быстро вышел тот самый знаменитый адвокат, который сделал так, что старушка с цветами осталась не при чем, а делец, давший ему 10 тысяч рублей, получил больше 100 тысяч. Все глаза обратились на адвоката, и он чувствовал это и всей наружностью своей как бы говорил: «не нужно никих выражений преданности», и быстро прошел мимо всех.
Тотчас же
дверь за решеткой отворилась, и вошли в шапках два жандарма с оголенными саблями, а
за ними сначала один подсудимый, рыжий мужчина с веснушками, и две женщины.
Подошедшая к
двери действительно была Матрена Павловна. Она вошла в комнату с одеялом на руке и, взглянув укорительно на Нехлюдова, сердито выговорила Катюше
за то, что она взяла не то одеяло.
Наконец председатель кончил свою речь и, грациозным движением головы подняв вопросный лист, передал его подошедшему к нему старшине. Присяжные встали, радуясь тому, что можно уйти, и, не зная, что делать с своими руками, точно стыдясь чего-то, один
за другим пошли в совещательную комнату. Только что затворилась
за ними
дверь, жандарм подошел к этой
двери и, выхватив саблю из ножен и положив ее на плечо, стал у
двери. Судьи поднялись и ушли. Подсудимых тоже вывели.
Присяжные позвонили. Жандарм, стоявший с вынутой наголо саблей у
двери, вложил саблю в ножны и посторонился. Судьи сели на места, и один
за другим вышли присяжные.
Когда Корней ушел с прибором, Нехлюдов подошел было к самовару, чтобы засыпать чай, но, услыхав шаги Аграфены Петровны, поспешно, чтобы не видать ее, вышел в гостиную, затворив
за собой
дверь.
В то время как она сидела в арестантской, дожидаясь суда, и в перерывах заседания она видела, как эти мужчины, притворяясь, что они идут
за другим делом, проходили мимо
дверей или входили в комнату только затем, чтобы оглядеть ее.
Еще поднимаясь по лестнице, Нехлюдов слышал из-за
дверей звуки какой-то сложной бравурной пьесы, разыгрываемой на фортепьяно.
— Скажи ему, что нет и нынче не будет. Он в гостях, чего пристают, — послышался женский голос из-за
двери, и опять послышалась рапсодия, но опять остановилась, и послышался звук отодвигаемого стула. Очевидно, рассерженная пьянистка сама хотела сделать выговор приходящему не в урочный час назойливому посетителю.
Еще не успели
за ним затворить
дверь, как опять раздались всё те же бойкие, веселые звуки, так не шедшие ни к месту, в котором они производились, ни к лицу жалкой девушки, так упорно заучивавшей их. На дворе Нехлюдов встретил молодого офицера с торчащими нафабренными усами и спросил его о помощнике смотрителя. Это был сам помощник. Он взял пропуск, посмотрел его и сказал, что по пропуску в дом предварительного заключения он не решается пропустить сюда. Да уж и поздно..
В обычное время в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились
двери коридоров и камер, зашлепали босые ноги и каблуки котов, по коридорам прошли парашечники, наполняя воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и вышли по коридорам на поверку, а после поверки пошли
за кипятком для чая.
Надзиратель хотел ударить, но Васильев схватил его
за руки, подержал так минуты три, повернул и вытолкнул из
двери.
Нехлюдов увидал ее в
дверях, когда она еще не видала смотрителя. Лицо ее было красно. Она бойко шла
за надзирателем и не переставая улыбалась, покачивая головой. Увидав смотрителя, она с испуганным лицом уставилась на него, но тотчас же оправилась и бойко и весело обратилась к Нехлюдову.
Еще двое внучат вслед
за барином стремглав вбежали в избу и остановились
за ним в
дверях, ухватившись
за притолки руками.
— Как бы поговорить без народа, — сказал Нехлюдов, глядя на отворенную
дверь, в которой стояли ребята, а
за ребятами худая женщина с исчахшим, но всё улыбавшимся, от болезни бледным ребеночком в скуфеечке из лоскутиков.
Из одной
двери вышла старушка-сиделка и
за нею Маслова.
Сюда, сюда, пожалуйте
за мной, — говорила мать-Шустова, провожая Нехлюдова через узкую
дверь и темный коридорчик и дорогой оправляя то подтыканное платье, то волосы.
Когда меня после допроса раздели, одели в тюремное платье
за №, ввели под своды, отперли
двери, толкнули туда и заперли на замок и ушли, и остался один часовой с ружьем, который ходил молча и изредка заглядывал в щелку моей
двери, — мне стало ужасно тяжело.
Все ряды противоположных лож с сидящими и стоящими
за ними фигурами, и близкие спины, и седые, полуседые, лысые, плешивые и помаженные, завитые головы сидевших в партере — все зрители были сосредоточены в созерцании нарядной, в шелку и кружевах, ломавшейся и ненатуральным голосом говорившей монолог худой, костлявой актрисы. Кто-то шикнул, когда отворилась
дверь, и две струи холодного и теплого воздуха пробежали по лицу Нехлюдова.
Не останавливаясь, рабочие пошли, торопясь и наступая друг другу на ноги, дальше к соседнему вагону и стали уже, цепляясь мешками
за углы и
дверь вагона, входить в него, как другой кондуктор от
двери станции увидал их намерение и строго закричал на них.
Рабочие — их было человек 20 — и старики и совсем молодые, все с измученными загорелыми сухими лицами, тотчас же, цепляя мешками
за лавки, стены и
двери, очевидно чувствуя себя вполне виноватыми, пошли дальше через вагон, очевидно, готовые итти до конца света и сесть куда бы ни велели, хоть на гвозди.
— В
дверь ходите, — сказал солдат и тотчас же опять взялся
за самовар.
— Ну, так я приду
за ним и принесу шубы сушить. Наши все тут, — сказала она Нехлюдову, уходя в дальнюю и указывая на ближнюю
дверь.
Странное чувство охватило Нехлюдова, когда он остался один в маленькой камере, слушая тихое дыхание, прерываемое изредка стонами Веры Ефремовны, и гул уголовных, не переставая раздававшийся
за двумя
дверями.
Нехлюдов переводил слова англичанина и смотрителя, не вникая в смысл их, совершенно неожиданно для себя смущенный предстоящим свиданием. Когда среди фразы, переводимой им англичанину, он услыхал приближающиеся шаги, и
дверь конторы отворилась, и, как это было много раз, вошел надзиратель и
за ним повязанная платком, в арестантской кофте Катюша, он, увидав ее, испытал тяжелое чувство.
В третьей камере слышались крики и возня. Смотритель застучал и закричал: «смирно»! Когда
дверь отворили, опять все вытянулись у нар, кроме нескольких больных и двоих дерущихся, которые с изуродованными злобой лицами вцепились друг в друга, один
за волосы, другой
за бороду. Они только тогда пустили друг друга, когда надзиратель подбежал к ним. У одного был в кровь разбит нос, и текли сопли, слюни и кровь, которые он утирал рукавом кафтана; другой обирал вырванные из бороды волосы.