Неточные совпадения
«
Такое же опасное существо,
как вчерашняя преступница, — думал Нехлюдов, слушая всё, что происходило перед ним. — Они опасные, а мы
не опасные?.. Я — распутник, блудник, обманщик, и все мы, все те, которые, зная меня
таким, каков я есмь,
не только
не презирали, но уважали меня? Но если бы даже и был этот мальчик самый опасный для общества человек из всех людей, находящихся в этой зале, то что же, по здравому смыслу,
надо сделать, когда он попался?
— Загипнотизировываешься? — повторил Богатырев и громко захохотал. —
Не хочешь, ну
как хочешь. — Он вытер салфеткой усы. —
Так поедешь? А? Если он
не сделает, то давай мне, я завтра же отдам, — прокричал он и, встав из-за стола, перекрестился широким крестом, очевидно
так же бессознательно,
как он отер рот, и стал застегивать саблю. — А теперь прощай, мне
надо ехать.
— Если бы была задана психологическая задача:
как сделать так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства,
не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение:
надо, чтобы было то самое, что есть,
надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых, были уверены, что есть
такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми,
как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны
так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми
не падала ни на кого отдельно.
— Ну, вот
таким манером, братец ты мой, узналось дело. Взяла матушка лепешку эту самую, «иду, — говорит, — к уряднику». Батюшка у меня старик правильный. «Погоди, — говорит, — старуха, бабенка — робенок вовсе, сама
не знала, что
делала, пожалеть
надо. Она, може, опамятуется». Куды тебе,
не приняла слов никаких. «Пока мы ее держать будем, она, — говорит, — нас,
как тараканов, изведет». Убралась, братец ты мой, к уряднику. Тот сейчас взбулгачился к нам… Сейчас понятых.
Неточные совпадения
Левин вызвался заменить ее; но мать, услыхав раз урок Левина и заметив, что это делается
не так,
как в Москве репетировал учитель, конфузясь и стараясь
не оскорбить Левина, решительно высказала ему, что
надо проходить по книге
так,
как учитель, и что она лучше будет опять сама это
делать.
«Что бы я был
такое и
как бы прожил свою жизнь, если б
не имел этих верований,
не знал, что
надо жить для Бога, а
не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни,
не существовало бы для меня». И,
делая самые большие усилия воображения, он всё-таки
не мог представить себе того зверского существа, которое бы был он сам, если бы
не знал того, для чего он жил.
— О, любезный пан! — сказал Янкель, — теперь совсем
не можно! Ей-богу,
не можно!
Такой нехороший народ, что ему
надо на самую голову наплевать. Вот и Мардохай скажет. Мардохай
делал такое,
какого еще
не делал ни один человек на свете; но Бог
не захотел, чтобы
так было. Три тысячи войска стоят, и завтра их всех будут казнить.
Ушли все на минуту, мы с нею
как есть одни остались, вдруг бросается мне на шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю женой, что она
сделает меня счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает иметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего
не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное признание наедине от
такого шестнадцатилетнего ангельчика с краскою девичьего стыда и со слезинками энтузиазма в глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде
не найдут. Уж это, Кулигин,
надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «
Не запирайте, говорит, хуже будет!» Вот
так и вышло. Что ж мне теперь
делать, скажи ты мне! Научи ты меня,
как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются. Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?