Неточные совпадения
Хозяйка вызвала его
в другую
комнату, и Маслова слышала, как хозяйка говорила: свеженькая, деревенская.
Она с соболезнованием смотрела теперь на ту каторжную жизнь, которую вели
в первых
комнатах бледные, с худыми руками прачки, из которых некоторые уже были чахоточные, стирая и гладя
в тридцатиградусном мыльном пару с открытыми летом и зимой окнами, и ужасалась мысли о том, что и она могла поступить
в эту каторгу.
В третьем, четвертом часу усталое вставанье с грязной постели, зельтерская вода с перепоя, кофе, ленивое шлянье по
комнатам в пенюарах, кофтах, халатах, смотренье из-за занавесок
в окна, вялые перебранки друг с другом; потом обмывание, обмазывание, душение тела, волос, примериванье платьев, споры из-за них с хозяйкой, рассматриванье себя
в зеркало, подкрашивание лица, бровей, сладкая, жирная пища; потом одеванье
в яркое шелковое обнажающее тело платье; потом выход
в разукрашенную ярко-освещенную залу, приезд гостей, музыка, танцы, конфеты, вино, куренье и прелюбодеяния с молодыми, средними, полудетьми и разрушающимися стариками, холостыми, женатыми, купцами, приказчиками, армянами, евреями, татарами, богатыми, бедными, здоровыми, больными, пьяными, трезвыми, грубыми, нежными, военными, штатскими, студентами, гимназистами — всех возможных сословий, возрастов и характеров.
Вымыв душистым мылом руки, старательно вычистив щетками отпущенные ногти и обмыв у большого мраморного умывальника себе лицо и толстую шею, он пошел еще
в третью
комнату у спальни, где приготовлен был душ.
У указанной двери стояли два человека, дожидаясь: один был высокий, толстый купец, добродушный человек, который, очевидно, выпил и закусил и был
в самом веселом расположении духа; другой был приказчик еврейского происхождения. Они разговаривали о цене шерсти, когда к ним подошел Нехлюдов и спросил, здесь ли
комната присяжных.
В небольшой
комнате присяжных было человек десять разного сорта людей. Все только пришли, и некоторые сидели, другие ходили, разглядывая друг друга и знакомясь. Был один отставной
в мундире, другие
в сюртуках,
в пиджаках, один только был
в поддевке.
Присяжные встали и, теснясь, прошли
в совещательную
комнату, где почти все они тотчас достали папиросы и стали курить.
— Иди
в свою
комнату. Ты измок весь. И усы уж у тебя… Катюша! Катюша! Скорее кофею ему.
И сердце Нехлюдова радостно екнуло. «Тут!» И точно солнце выглянуло из-за туч. Нехлюдов весело пошел с Тихоном
в свою прежнюю
комнату переодеваться.
Вернувшись из церкви, Нехлюдов разговелся с тетушками и, чтобы подкрепиться, по взятой
в полку привычке, выпил водки и вина и ушел
в свою
комнату и тотчас же заснул одетый. Разбудил его стук
в дверь. По стуку узнав, что это была она, он поднялся, протирая глаза и потягиваясь.
После обеда он тотчас же ушел
в свою
комнату и
в сильном волнении долго ходил по ней, прислушиваясь к звукам
в доме и ожидая ее шагов.
— Нет, возьми, — пробормотал он и сунул ей конверт за пазуху, и, точно как будто он обжегся, он, морщась и стоная, побежал
в свою
комнату.
Наконец председатель кончил свою речь и, грациозным движением головы подняв вопросный лист, передал его подошедшему к нему старшине. Присяжные встали, радуясь тому, что можно уйти, и, не зная, что делать с своими руками, точно стыдясь чего-то, один за другим пошли
в совещательную
комнату. Только что затворилась за ними дверь, жандарм подошел к этой двери и, выхватив саблю из ножен и положив ее на плечо, стал у двери. Судьи поднялись и ушли. Подсудимых тоже вывели.
Войдя
в совещательную
комнату, присяжные, как и прежде, первым делом достали папиросы и стали курить. Неестественность и фальшь их положения, которые они
в большей или меньшей степени испытывали, сидя
в зале на своих местах, прошла, как только они вошли
в совещательную
комнату и закурили папиросы, и они с чувством облегчения разместились
в совещательной
комнате, и тотчас же начался оживленный разговор.
— Я
в это время выходил из
комнаты, — сказал Петр Герасимович. — А вы-то как прозевали?
И Фанарин ввел Нехлюдова
в какую-то
комнату, вероятно, кабинет какого-нибудь судьи. Они сели у стола.
Комната княгини Софьи Васильевны была за большою и маленькой гостиными.
В большой гостиной Мисси, шедшая впереди Нехлюдова, решительно остановилась и, взявшись за спинку золоченого стульчика, посмотрела на него.
В это время доктор встал и, как домашний человек, ничего не говоря, вышел из
комнаты. Софья Васильевна проводила его глазами, продолжая разговор.
Комната эта — гостиная — была та самая,
в которой три месяца тому назад умерла его мать.
Теперь, войдя
в эту
комнату, освещенную двумя лампами с рефлекторами — одним у портрета его отца, а другим у портрета матери, он вспомнил свои последние отношения к матери, и эти отношения показались ему ненатуральными и противными.
Это было тем более отвратительно, что
в этой же
комнате три месяца тому назад лежала эта женщина, ссохшаяся, как мумия, и всё-таки наполнявшая мучительно тяжелым запахом, который ничем нельзя было заглушить, не только всю
комнату, но и весь дом.
Он поспешно, туша ее, смял докуренную папиросу
в пепельницу, закурил другую и стал ходить взад и вперед по
комнате.
В таком состоянии застали ее Бочкова и Картинкин, которых после приговора ввели
в ту же
комнату.
Камера,
в которой содержалась Маслова, была длинная
комната,
в 9 аршин длины и 7 ширины, с двумя окнами, выступающею облезлой печкой и нарами с рассохшимися досками, занимавшими две трети пространства.
В середине, против двери, была темная икона с приклеенною к ней восковой свечкой и подвешенным под ней запыленным букетом иммортелек. За дверью налево было почерневшее место пола, на котором стояла вонючая кадка. Поверка только что прошла, и женщины уже были заперты на ночь.
В то время как он подходил к этой
комнате, присяжные уж выходили из нее, чтобы итти
в залу заседания. Купец был так же весел и так же закусил и выпил, как и вчера, и, как старого друга, встретил Нехлюдова. И Петр Герасимович не вызывал нынче
в Нехлюдове никакого неприятного чувства своей фамильярностью и хохотом.
Только ближе подойдя к людям, точно как мухи насевшим на сахар, прилепившимся к сетке, делившей
комнату надвое, Нехлюдов понял,
в чем дело.
От этого-то стоял тот гул, перебиваемый криками, который поразил Нехлюдова, как только он вошел
в эту
комнату.
Нехлюдов пробыл
в этой
комнате минут пять, испытывая какое-то странное чувство тоски, сознанья своего бессилья и разлада со всем миром; нравственное чувство тошноты, похожее на качку
в корабле, овладело им.
Надзиратель вывел Нехлюдова из мужской посетительской
в коридор и тотчас же, отворив дверь напротив, ввел его
в женскую
комнату для свиданий.
Комната эта, так же как и мужская, была разделена натрое двумя сетками, но она была значительно меньше, и
в ней было меньше и посетителей и заключенных, но крик и гул был такой же, как и
в мужской.
Заметнее всех женщин-арестанток и поразительным криком и видом была лохматая худая цыганка-арестантка с сбившейся с курчавых волос косынкой, стоявшая почти посередине
комнаты, на той стороне решетки у столба, и что-то с быстрыми жестами кричавшая низко и туго подпоясанному цыгану
в синем сюртуке.
Сначала выносили и вывешивали на веревки какие-то мундиры и странные меховые вещи, которые никогда никем не употреблялись; потом стали выносить ковры и мебель, и дворник с помощником, засучив рукава мускулистых рук, усиленно
в такт выколачивали эти вещи, и по всем
комнатам распространялся запах нафталина.
В первой
комнате, с большой выступающей облезлой печью и двумя грязными окнами, стояла
в одном углу черная мерка для измерения роста арестантов,
в другом углу висел, — всегдашняя принадлежность всех мест мучительства, как бы
в насмешку над его учением, — большой образ Христа.
В этой первой
комнате стояло несколько надзирателей.
В другой же
комнате сидели по стенам и отдельными группами или парочками человек двадцать мужчин и женщин и негромко разговаривали.
Очевидно было, что, как ни искусны и ни стары и привычны были доводы, позволяющие людям делать зло другим, не чувствуя себя за него ответственными, смотритель не мог не сознавать, что он один из виновников того горя, которое проявлялось
в этой
комнате; и ему, очевидно, было ужасно тяжело.
Придумав вкратце речь, которую он скажет завтра мужикам, Нехлюдов пошел к управляющему и, обсудив с ним за чаем еще раз вопрос о том, как ликвидировать всё хозяйство, совершенно успокоившись
в этом отношении, вошел
в приготовленную для него
комнату большого дома, всегда отводившуюся для приема гостей.
В небольшой чистой
комнате этой с картинами видов Венеции и зеркалом между двух окон была поставлена чистая пружинная кровать и столик с графином воды, спичками и гасилкой.
По всем
комнатам еще пахло нафталином, и Аграфена Петровна и Корней — оба чувствовали себя измученными и недовольными и даже поссорились вследствие уборки вещей, употребление которых, казалось, состояло только
в том, чтобы их развешивать, сушить и прятать.
Комната Нехлюдова была не занята, но не убрана, и от сундуков проходы к ней были трудны, так что приезд Нехлюдова, очевидно, мешал тем делам, которые по какой-то странной инерции совершались
в этой квартире.
Нехлюдов с утра вышел из дома, выбрал себе недалеко от острога
в первых попавшихся, очень скромных и грязноватых меблированных
комнатах помещение из двух номеров и, распорядившись о том, чтобы туда были перевезены отобранные им из дома вещи, пошел к адвокату.
Несмотря на то, что по этому учению отвергались не только все обряды, иконы, но и таинства, у графини Катерины Ивановны во всех
комнатах и даже над ее постелью были иконы, и она исполняла всё требуемое церковью, не видя
в этом никакого противоречия.
Тот, мужик, убил
в минуту раздражения, и он разлучен с женою, с семьей, с родными, закован
в кандалы и с бритой головой идет
в каторгу, а этот сидит
в прекрасной
комнате на гауптвахте, ест хороший обед, пьет хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
Нехлюдову стало так мучительно гадко, что он потихоньку встал и, морщась и сдерживая кряхтение стыда, вышел на цыпочках и пошел
в свою
комнату...
Адвокат сказал кучеру куда ехать, и добрые лошади скоро подвезли Нехлюдова к дому, занимаемому бароном. Барон был дома.
В первой
комнате был молодой чиновник
в вицмундире, с чрезвычайно длинной шеей и выпуклым кадыком и необыкновенно легкой походкой, и две дамы.
Сняв
в первой длинной
комнате пальто и узнав от швейцара, что сенаторы все съехались, и последний только что прошел, Фанарин, оставшись
в своем фраке и белом галстуке над белой грудью, с веселою уверенностью вошел
в следующую
комнату.
В этой следующей
комнате был направо большой шкаф, потом стол, а налево витая лестница, по которой спускался
в это время элегантный чиновник
в вицмундире с портфелем под мышкой.
Сенаторы действительно намеревались, объявив решение по делу о клевете, окончить остальные дела,
в том числе Масловское, за чаем и папиросами, не выходя из совещательной
комнаты.
В совещательной
комнате голоса разделились.
В эту ночь, когда Нехлюдов, оставшись один
в своей
комнате, лег
в постель и потушил свечу, он долго не мог заснуть.