Неточные совпадения
Аграфена Петровна лет десять
в разное время провела с матерью Нехлюдова за границей и имела
вид и приемы барыни. Она жила
в доме Нехлюдовых с детства и знала Дмитрия Ивановича еще Митенькой.
Вид этой картины, над которой он бился два года, и этюдов и всей мастерской напомнили ему испытанное с особенной силой
в последнее время чувство бессилия итти дальше
в живописи.
Тотчас же найдя
в ящике огромного стола, под отделом срочные,повестку,
в которой значилось, что
в суде надо было быть
в одиннадцать, Нехлюдов сел писать княжне записку о том, что он благодарит за приглашение и постарается приехать к обеду. Но, написав одну записку, он разорвал ее: было слишком интимно; написал другую — было холодно, почти оскорбительно. Он опять разорвал и пожал
в стене пуговку.
В двери вошел
в сером коленкоровом фартуке пожилой, мрачного
вида, бритый с бакенбардами лакей.
В это время товарищ прокурора опять привстал и всё с тем же притворно-наивным
видом попросил позволения сделать еще несколько вопросов и, получив разрешение, склонив над шитым воротником голову, спросил...
Когда он
в черной темноте, кое-где только освещаемой белеющим снегом, шлепая по воде, въехал на прядущем ушами при
виде зажженных вокруг церкви плошек жеребце на церковный двор, служба уже началась.
Но, как на зло ему, дело тянулось долго: после допроса по одиночке свидетелей и эксперта и после всех, как обыкновенно, делаемых с значительным
видом ненужных вопросов от товарища прокурора и защитников, председатель предложил присяжным осмотреть вещественные доказательства, состоящие из огромных размеров, очевидно, надевавшегося на толстейший указательный палец кольца с розеткой из брильянтов и фильтра,
в котором был исследован яд. Вещи эти были запечатаны, и на них были ярлычки.
Председатель говорил, а по бокам его члены с глубокомысленным
видом слушали и изредка поглядывали на часы, находя его речь хотя и очень хорошею, т. е. такою, какая она должна быть, но несколько длинною. Такого же мнения был и товарищ прокурора, как и все вообще судейские и все бывшие
в зале. Председатель кончил резюме.
— Вышло недоразумение
в ответе относительно Масловой. Она невинна
в отравлении, а между тем ее приговорили к каторге, — с сосредоточенно мрачным
видом сказал Нехлюдов.
Он говорил себе, что желал этого для того, чтобы она избавилась от страданий, a
в действительности он желал этого для того, чтобы самому избавиться от
вида ее страданий.
Позади их стояла
в очень грязной серой рубахе жалкого
вида худая, жилистая и с огромным животом беременная женщина, судившаяся за укрывательство кражи.
Кончилась эта любовь тем, что этот Молодёнков
в пьяном
виде, для шутки, мазнул ее купоросом по самому чувствительному месту и потом хохотал с товарищами, глядя на то, как она корчилась от боли.
— Папаши нет, — сердито сказала, выходя, с взбитыми волосами жалкого
вида бледная девица с синяками под унылыми глазами. Увидав молодого человека
в хорошем пальто, она смягчилась. — Войдите, пожалуй… Вам что же надо?
Заметнее всех женщин-арестанток и поразительным криком и
видом была лохматая худая цыганка-арестантка с сбившейся с курчавых волос косынкой, стоявшая почти посередине комнаты, на той стороне решетки у столба, и что-то с быстрыми жестами кричавшая низко и туго подпоясанному цыгану
в синем сюртуке.
Смотритель, тот самый, который направил Нехлюдова
в женское отделение, очевидно заинтересованный им, пришел
в это отделение и, увидав Нехлюдова не у решетки, спросил его, почему он не говорит с той, с кем ему нужно. Нехлюдов высморкался и, встряхнувшись, стараясь иметь спокойный
вид, отвечал...
— Я вот привез вам подписать прошение, — сказал Нехлюдов, немного удивляясь на тот бойкий
вид, с которым она нынче встретила его. — Адвокат составил прошение, и надо подписать, и мы пошлем
в Петербург.
Нехлюдов был удивлен, каким образом надзиратель, приставленный к политическим, передает записки, и
в самом остроге, почти на
виду у всех; он не знал еще тогда, что это был и надзиратель и шпион, но взял записку и, выходя из тюрьмы, прочел ее.
В записке было написано карандашом бойким почерком, без еров, следующее...
— Да, вот тебе и правый суд, ils n’en font point d’autres, [иного они не творят,] — сказал он для чего-то по-французски. — Я знаю, ты не согласен со мною, но что же делать, c’est mon opinion bien arrêtée, [это мое твердое убеждение,] — прибавил он, высказывая мнение, которое он
в разных
видах в продолжение года читал
в ретроградной, консервативной газете. — Я знаю, ты либерал.
Она глядела во все глаза на чахоточного
вида молодого человека
в такой же куртке и хотела что-то сказать, но не могла выговорить от слез: и начинала и останавливалась.
Когда Нехлюдов, разговаривая с Медынцевым — так отрекомендовал себя словоохотливый молодой человек, — сошел
в сени, к ним подошел с усталым
видом смотритель.
Нехлюдов вырвал свою руку из его и, никому не кланяясь и ничего не говоря, с мрачным
видом прошел через гостиную, залу и мимо выскочивших лакеев
в переднюю и на улицу.
В небольшой чистой комнате этой с картинами
видов Венеции и зеркалом между двух окон была поставлена чистая пружинная кровать и столик с графином воды, спичками и гасилкой.
В комнате
в углу стояло старинное кресло красного дерева с инкрустациями, и
вид этого кресла, которое он помнил
в спальне матери, вдруг поднял
в душе Нехлюдова совершенно неожиданное чувство.
Он приехал
в Паново рано утром, и первое, что поразило его, когда он въехал во двор, был
вид запустения и ветхости,
в которой были все постройки и
в особенности дом.
Приказчик улыбался, делая
вид, что он это самое давно думал и очень рад слышать, но
в сущности ничего не понимал, очевидно не оттого, что Нехлюдов неясно выражался, но оттого, что по этому проекту выходило то, что Нехлюдов отказывался от своей выгоды для выгоды других, а между тем истина о том, что всякий человек заботится только о своей выгоде
в ущерб выгоде других людей, так укоренилась
в сознании приказчика, что он предполагал, что чего-нибудь не понимает, когда Нехлюдов говорил о том, что весь доход с земли должен поступать
в общественный капитал крестьян.
Это был тот самый Шенбок, который тогда заезжал к тетушкам. Нехлюдов давно потерял его из
вида, но слышал про него, что он, несмотря на свои долги, выйдя из полка и оставшись по кавалерии, всё как-то держался какими-то средствами
в мире богатых людей. Довольный, веселый
вид подтверждал это.
Главные качества графа Ивана Михайловича, посредством которых он достиг этого, состояли
в том, что он, во-первых, умел понимать смысл написанных бумаг и законов, и хотя и нескладно, но умел составлять удобопонятные бумаги и писать их без орфографических ошибок; во-вторых, был чрезвычайно представителен и, где нужно было, мог являть
вид не только гордости, но неприступности и величия, а где нужно было, мог быть подобострастен до страстности и подлости; в-третьих,
в том, что у него не было никаких общих принципов или правил, ни лично нравственных ни государственных, и что он поэтому со всеми мог быть согласен, когда это нужно было, и, когда это нужно было, мог быть со всеми несогласен.
У подъезда стояла пара английских лошадей
в шорах, и похожий на англичанина кучер с бакенбардами до половины щек,
в ливрее, с бичом и гордым
видом сидел на козлах.
Войдя
в кабинет, Нехлюдов очутился перед среднего роста коренастым, коротко остриженным человеком
в сюртуке, который сидел
в кресле у большого письменного стола и весело смотрел перед собой. Особенно заметное своим красным румянцем среди белых усов и бороды добродушное лицо сложилось
в ласковую улыбку при
виде Нехлюдова.
В комнате обращал на себя внимание патриархального
вида старичок с длинными белыми волосами,
в пиджачке и серых панталонах, около которого с особенной почтительностью стояли два служителя.
Судебный пристав, румяный, красивый человек,
в великолепном мундире, с бумажкой
в руке подошел к Фанарину с вопросом, по какому он делу, и, узнав, что по делу Масловой, записал что-то и отошел.
В это время дверь шкапа отворилась, и оттуда вышел патриархального
вида старичок, но уже не
в пиджаке, а
в обшитом галунами с блестящими бляхами на груди наряде, делавшем его похожим на птицу.
Так же все вставали, так же входили сенаторы
в своих мундирах, так же садились
в кресла с высокими спинками, так же облокачивались на стол, стараясь иметь естественный
вид.
Речь эта, очевидно, оскорбила Вольфа: он краснел, подергивался, делал молчаливые жесты удивления и с очень достойным и оскорбленным
видом удалился вместе с другими сенаторами
в комнату совещаний.
— Отвратительна животность зверя
в человеке, — думал он, — но когда она
в чистом
виде, ты с высоты своей духовной жизни видишь и презираешь ее, пал ли или устоял, ты остаешься тем, чем был; но когда это же животное скрывается под мнимо-эстетической, поэтической оболочкой и требует перед собой преклонения, тогда, обоготворяя животное, ты весь уходишь
в него, не различая уже хорошего от дурного.
Ряды за рядами шли незнакомые странного и страшного
вида существа, двигавшиеся тысячами одинако обутых и одетых ног и
в такт шагов махавшие, как бы бодря себя, свободными руками.
Еще позади с своими брылами и апоплектической шеей, выпятив грудь, шел князь Корчагин
в дорожной фуражке и еще сзади — Мисси, Миша, двоюродный брат, и знакомый Нехлюдову дипломат Остен с своей длинной шеей, выдающимся кадыком и всегда веселым
видом и настроением.
Вагон,
в котором было место Нехлюдова, был до половины полон народом. Были тут прислуга, мастеровые, фабричные, мясники, евреи, приказчики, женщины, жены рабочих, был солдат, были две барыни: одна молодая, другая пожилая с браслетами на оголенной руке и строгого
вида господин с кокардой на черной фуражке. Все эти люди, уже успокоенные после размещения, сидели смирно, кто щелкая семечки, кто куря папиросы, кто ведя оживленные разговоры с соседями.
Тарас с счастливым
видом сидел направо от прохода, оберегая место для Нехлюдова, и оживленно разговаривал с сидевшим против него мускулистым человеком
в расстегнутой суконной поддевке, как потом узнал Нехлюдов, садовником, ехавшим на место.
Не доходя до Тараса, Нехлюдов остановился
в проходе подле почтенного
вида старика с белой бородой,
в нанковой поддевке, разговаривавшего с молодой женщиной
в деревенской одежде.
Это был среднего роста и самого обыкновенного крестьянского
вида человек лет тридцати, ссылавшийся
в каторгу за покушение на грабеж и убийство.
— Я рад, что вы пришли, мне нужно вас видеть, — сказал он с значительным
видом, прямо глядя
в глаза Нехлюдову.
— Всё дело
в ней, мне ведь нужно только, чтобы эта пострадавшая душа отдохнула, — сказал Симонсон, глядя на Нехлюдова с такой детской нежностью, какой никак нельзя было ожидать от этого мрачного
вида человека.
17-го августа, — значилось
в записке, — я отправлен один с уголовными. Неверов был со мной и повесился
в Казани,
в сумасшедшем доме. Я здоров и бодр и надеюсь на всё хорошее. Все обсуживали положение Петлина и причины самоубийства Неверова. Крыльцов же с сосредоточенным
видом молчал, глядя перед собой остановившимися блестящими глазами.
То, что
в продолжение этих трех месяцев видел Нехлюдов, представлялось ему
в следующем
виде: из всех живущих на воле людей посредством суда и администрации отбирались самые нервные, горячие, возбудимые, даровитые и сильные и менее, чем другие, хитрые и осторожные люди, и люди эти, никак не более виновные или опасные для общества, чем те, которые оставались на воле, во-первых, запирались
в тюрьмы, этапы, каторги, где и содержались месяцами и годами
в полной праздности, материальной обеспеченности и
в удалении от природы, семьи, труда, т. е. вне всех условий естественной и нравственной жизни человеческой.
Высшие власти знали, что он пьяница, но он был всё-таки более образован, чем другие, — хотя и остановился
в своем образовании на том месте, где его застало пьянство, — был смел, ловок, представителен, умел и
в пьяном
виде держать себя с тактом, и потому его назначили и держали на том видном и ответственном месте, которое он занимал.