Русский человек привык думать, что бесчестность — не
великое зло, если при этом он смиренен в душе, не гордится, не превозносится.
Мало того, может быть, именно это воспоминание одно его от
великого зла удержит, и он одумается и скажет: «Да, я был тогда добр, смел и честен».
Подживала нога у меня, собирался я уходить и уже мог работать. Вот однажды чищу дорожки, отгребая снег, идёт эта клирошанка, тихо идёт и — как застывшая. В правой руке, ко груди прижатой, чётки, левая плетью вдоль тела повисла; губы закушены, брови нахмурены, лицо бледное. Поклонился я ей, дёрнула головой кверху и взглянула на меня так, словно я ей
великое зло однажды сделал.
Неточные совпадения
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как
великие люди способствовали благу своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во
зло свою доверенность и силу, с высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
— Расскажите нам что-нибудь забавное, но не
злое, — сказала жена посланника,
великая мастерица изящного разговора, называемого по-английски small-talk обращаясь к дипломату, тоже не знавшему, что теперь начать.
Но думалось с
великим усилием, мысли мешали слушать эту напряженную тишину, в которой хитро сгущен и спрятан весь рев и вой ужасного дня, все его слова, крики, стоны, — тишину, в которой скрыта
злая готовность повторить все ужасы, чтоб напугать человека до безумия.
По приемам Анисьи, по тому, как она, вооруженная кочергой и тряпкой, с засученными рукавами, в пять минут привела полгода не топленную кухню в порядок, как смахнула щеткой разом пыль с полок, со стен и со стола; какие широкие размахи делала метлой по полу и по лавкам; как мгновенно выгребла из печки
золу — Агафья Матвеевна оценила, что такое Анисья и какая бы она
великая сподручница была ее хозяйственным распоряжениям. Она дала ей с той поры у себя место в сердце.
В Париже — последнее истончение культуры,
великой и всемирной латинской культуры, перед лицом которой культура Германии есть варварство, и в том же Париже — крайнее
зло новой культуры, новой свободной жизни человечества — царство мещанства и буржуазности.