Неточные совпадения
Николай
сидел далеко от
Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с тою же невольною улыбкой что-то говорил с ней.
Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами
сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа
Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
— Господи, помилуй нас, — твердила она, отыскивая дочь.
Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа
сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что-то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом
сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна-шут с печальным лицом
сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к
Соне, посмотрела, чтó она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
— Знаешь, я думаю, — сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и
Соне, когда уже Диммлер кончил и всё
сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что-нибудь новое, — что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, чтó было еще прежде, чем я была на свете…
— Так хорошо? — сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтоб узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из-под собольего капора,
сидел там, и этот черкес был
Соня, и эта
Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Наташа нашла с помощью
Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она
сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было
сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она
сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая.
Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chère princesse», [Милая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что́ ж дальше могла написать она после всего того, что́ было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она,
сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтобы не думать этих страшных мыслей, она пошла к
Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф,
Соня заметила, что Наташа
сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего-то и что она сделала какой-то знак проехавшему военному, которого
Соня приняла за Анатоля.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что̀ ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи.
Соня, рыдая,
сидела в коридоре.
За чай вокруг круглого стола у самовара, у которого
сидела Соня, собирались все взрослые члены семейства.
Неточные совпадения
—
Соня, — сказал он, — уж лучше не ходи ко мне, когда я буду в остроге
сидеть.
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, — вот ты ждешь от меня объяснений,
Соня,
сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, — ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
При входе
Сони Разумихин, сидевший на одном из трех стульев Раскольникова, сейчас подле двери, привстал, чтобы дать ей войти. Сначала Раскольников указал было ей место в углу дивана, где
сидел Зосимов, но, вспомнив, что этот диван был слишком фамильярноеместо и служит ему постелью, поспешил указать ей на стул Разумихина.
— Ах, что вы это им сказали! И при ней? — испуганно вскрикнула
Соня, —
сидеть со мной! Честь! да ведь я… бесчестная, я великая, великая грешница! Ах, что вы это сказали!
Оба
сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на
Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение! Идя к
Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.