Неточные совпадения
— Бонапарте в рубашке родился.
Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир
стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
11-го октября 1805 года один из только-что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего,
стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали, на нерусский народ, с любопытством смотревший на
солдат,) полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где-нибудь в середине России.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам,
стоял князь Несвицкий. Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу
стоял несколько шагов позади его. Только-что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять
солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
Выстроенные в ряд,
стояли в шинелях
солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению
солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству,
солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров.
В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка,
солдаты, толпясь,
стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая боченок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская
стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собою. Кроме
солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны
стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором
стоял их полк.
Полковой командир
стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел
солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему.
Когда закричали
солдаты того полка, перед которым
стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся.
— Куда же ты? Тут
стой! — зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с
солдатами, вызываемыми перед фронт.
Через полчаса выстроенный эскадрон
стоял на дороге. Послышалась команда: «садись!» —
солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «марш!» и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшею впереди пехотой и батареей.
Около Пети
стояла баба с лакеем, два купца и отставной
солдат.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие-то
солдаты косили очевидно на корм и по которому
стояли лагерем: это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда-то спешащего, много
солдат, но так же как и всегда ездили извозчики, купцы
стояли у лавок, и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте, все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
— Сам едет, — крикнул казак, стоявший у ворот, — едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых
стояла кучка
солдат (почетный караул) и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала: «ура!»
Впереди его был мост, а у моста, стреляя,
стояли другие
солдаты.
Не только с того места внизу, где он
стоял, не только с кургана, на котором
стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие
солдаты, нельзя было понять того, чтò делалось на этом месте.
Солдаты, которым велено было итти вперед, попав под картечный выстрел, бежали назад;
солдаты, которым велено было
стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских.
Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами,
стояли толпы солдат-носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся офицеры.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие
солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро-меньших усилий, неприятель бежал) испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв ПОЛОВИНУ войска,
стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения.
— Ты куда?.. Вы куда?.. — крикнул он на трех пехотных
солдат, которые без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. —
Стой, каналья!
Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где
стоял генерал; но французские
солдаты остановили его.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора
солдат,
стоял маршал, герцог Экмюльский.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на всё тело. Один из
солдат сердито, злобно и болезненно крикнул, на Пьера, чтоб он вернулся. Но Пьер не понял его и
стоял у столба, и никто не отгонял его.
Молодой
солдат с мертво-бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, всё еще
стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь и с одною дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, чтò ему было нужно в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих
солдат. И дивизия его
постояла несколько времени без пользы под огнем.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое-где по небу; красное, подобное пожару зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный, красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали,
стояли пленные
солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому, пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что-то, и
солдат в колпаке и синей шинели,
стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
Одна кучка французов
стояла близко у дороги, и два
солдата — лицо одного из них было покрыто болячками, — разрывали руками кусок сырого мяса. Что-то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжающих, и в том злобном выражении, с которым
солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки
стояли на всех лицах молодых
солдат, смотревших на Мореля. Старые
солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.