Только в наше самоуверенное время популяризации знаний, благодаря сильнейшему орудию невежества — распространению книгопечатания, вопрос о
свободе воли сведен на такую почву, на которой и не может быть самого вопроса. В наше время большинство так называемых передовых людей, т. е. толпа невежд, приняла работы естествоиспытателей, занимающихся одною стороной вопроса, за разрешение всего вопроса.
Неточные совпадения
Но так как ничем не доказано, чтобы цель человечества состояла в
свободе, равенстве, просвещении или цивилизации, и так как связь масс с правителями и просветителями человечества основана только на произвольном предположении, что совокупность
воль масс всегда переносится на те лица, которые нам заметны, то и деятельность миллионов людей, переселяющихся, сжигающих дома, бросающих земледелие, истребляющих друг друга, никогда не выражается в описании деятельности десятка лиц, не сжигающих домов, не занимающихся земледелием, не убивающих себе подобных.
И этому событию соответствует и сопутствует его оправдание в выраженных
волях людей о том, что это необходимо для блага Франции, для
свободы, для равенства.
Ибо то, что с точки зрения наблюдения, разум и
воля суть только отделения (sécrétion) мозга, и то, что человек, следуя общему закону, мог развиться из низших животных в неизвестный период времени, уясняет только с новой стороны тысячелетия тому назад признанную всеми религиями и философскими теориями, истину о том, что с точки зрения разума человек подлежит законам необходимости, но ни на волос не подвигает разрешение вопроса, имеющего другую, противоположную сторону, основанную на сознании
свободы.
Разрешение вопроса о
свободе и необходимости для истории, перед другими отраслями знания, в которых разрешался этот вопрос, имеет то преимущество, что для истории вопрос этот относится не к самой сущности
воли человека, а к представлению о проявлении этой
воли в прошедшем и в известных условиях.
3) Как бы ни увеличивалась трудность постижения причины, мы никогда не придем к представлению полной
свободы, т. е. к отсутствию причины. Как бы ни была непостижима для нас причина выражения
воли в каком бы то ни было нашем или чужом поступке, первое требование ума есть предположение и отыскание причины, без которой немыслимо никакое явление. Я поднимаю руку с тем, чтобы совершить поступок, независимый от всякой причины, но то, что я хочу совершить поступок, не имеющий причины, есть причина моего поступка.
Для истории существуют линии движения человеческих
воль, один конец которых скрывается в неведомом, а на другом конце которых движется в пространстве, во времени и в зависимости от причин сознание
свободы людей в настоящем.
С той точки зрения, с которой наука смотрит теперь на свой предмет, по тому пути, по которому она идет, отыскивая причины явлений в свободной
воле людей, выражение законов для науки невозможно, ибо как бы мы ни ограничивали
свободу людей, как только мы ее признали за силу не подлежащую законам, существование закона невозможно.
«Мы — искренние демократы, это доказано нашей долголетней, неутомимой борьбой против абсолютизма, доказано культурной работой нашей. Мы — против замаскированной проповеди анархии, против безумия «прыжков из царства необходимости в царство свободы», мы — за культурную эволюцию! И как можно, не впадая в непримиримое противоречие, отрицать
свободу воли и в то же время учить темных людей — прыгайте!»
Штейнер читал еще публичную лекцию о
свободе воли, которая показалась мне очень посредственной и философски не интересной, как не интересна его философская (не теософическая) книга «Философия свободы».
И это движение от человека к Богу нужно понимать совсем не в смысле выбора, совершаемого человеком через
свободу воли, как это, например, понимает традиционное католическое сознание.
Неточные совпадения
Следуя данному определению неясных слов, как дух,
воля,
свобода, субстанция, нарочно вдаваясь в ту ловушку слов, которую ставили ему философы или он сам себе, он начинал как будто что-то понимать.
Кровь Чичикова, напротив, играла сильно, и нужно было много разумной
воли, чтоб набросить узду на все то, что хотело бы выпрыгнуть и погулять на
свободе.
До его квартиры оставалось только несколько шагов. Он вошел к себе, как приговоренный к смерти. Ни о чем не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни
свободы рассудка, ни
воли и что все вдруг решено окончательно.
«Из царства мелких необходимостей в царство
свободы», — мысленно усмехнулся он и вспомнил, что вовсе не напрягал
воли для такого прыжка.
В черненькой паутине типографского шрифта он прозревал и чувствовал такое же посягательство на
свободу его мысли и
воли, какое слышал в речах верующих людей.