Неточные совпадения
Действительно, всё, чтó только было в зале, с улыбкою радости смотрело
на веселого старичка, который рядом с
своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшею выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал
ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой
на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, чтó будет.
Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то
на цыпочках, то
на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув
свою даму к ее месту, сделал последнее па́, подняв сзади кверху
свою мягкую
ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукою среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи.
Княжна, с
своею несообразно-длинною по
ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела
на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и вздохнув, посмотрела
на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды
на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
Князь Василий сидел
на кресле, в
своей фамильярной позе, высоко заложив
ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа
на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к
своим и бившего
ногой жеребца, он смотрел
на двигавшийся ему навстречу эскадрон. По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди, по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить
на ту сторону.
Ростов, стоя
на левом фланге
на своем тронутом
ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится.
— La femme est la compagne de l’homme, [Женщина — подруга мужчины,] — произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет
на свои поднятые
ноги.
Он нес у
ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую
на оружие) и, оглядываясь то
на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем
своим сильным станом.
Старый генерал сердито проворчал
на свою жену, когда она спросила его о состоянии его
ноги.
Маленькая княгиня и m-lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу
ноги проволок
на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал за ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m-lle Bourienne, еще из коридора слышные
своими оживленно-переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен
на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m-lle Bourienne, которую он в это время трогал
своею ногой под фортепиано.
Князь Василий, загнув высоко
ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над
своею чувствительностью, сидел с улыбкой умиления
на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в
ногу, а офицеры пешком
на своих местах.
То двигались тысячи
ног и штыков с развевавшимися знаменами, и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди,
на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с
своим медным звуком подрагивающих
на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с
своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась
на назначенных местах.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры
своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя
на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя
ноги, Бедуин, тоже чувствовавший
на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще
на смотрах в России, здесь,
на Аустерлицком поле, несла
своего седока, выдерживая его рассеянные удары левою
ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это
на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что́ говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал
на ней.
— Это твоя сабля? — кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал
свои мохнатые
ноги в одеяло, оглядываясь за помощью
на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
Пьер с кроткою улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив
ноги и руки, прямо
своею широкою грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел
на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул
на свою даму, неожиданно пристукнул одною
ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой
свою даму.
После
своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке
на станции не было лошадей, или не хотел их дать смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег
на кожаный диван перед круглым столом, положил
на этот стол
свои большие
ноги в теплых сапогах и задумался.
Пьер, не переменяя
своего положения задранных
ног, смотрел
на них через очки, и не понимал, что́ им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его.
Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах
на худых костлявых
ногах, проезжий сел
на диван, прислонив к спинке
свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул
на Безухова.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными
ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все
свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки.
На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
В чаду
своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства,
на которой он стоял, тем более уходила из под его
ног, чем тверже он старался стать
на ней.
После больших усилий я перетащил
свое тело так, что
ноги висели
на одной, а туловище
на другой стороне.
Адъютант-распорядитель, мастер
своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв
свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга,
на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из-за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких
ног адъютанта, и через каждые три такта
на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы.
Старый кобель, с
своими мотавшимися
на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился
на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между
ног и наддал скоку. Но тут — Николай видел только, что что-то сделалось с Караем — он мгновенно очутился
на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Когда они кончили
свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах
на толстых
ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Наташа произвела сильное впечатление
на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч,
ног и волос, и объявил
свое решение приволокнуться за нею. Что́ могло выйти из этого ухаживанья — Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что́ выйдет из каждого его поступка.
— Убирайся к чорту, — сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с
ногами сел
на кресло близко перед Долоховым. — Это чорт знает что́ такое! А? Ты посмотри, как бьется! — Он взял руку Долохова и приложил к
своему сердцу. — Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une déesse!! [ — Какая ножка, любезный друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Борис Друбецкой, en garçon (холостяком), как он говорил, оставив
свою жену в Москве, был также
на этом бале и, хотя не генерал-адъютант, был участником
на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, но
на ровной
ноге стоявший с высшими из
своих сверстников.
Только что они выехали за корчму
на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой
на вороной лошади с блестящею
на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями, с черными, завитыми по плечи, волосами, в красной мантии и с длинными
ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь
на ярком июньском солнце
своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился
на кровать и как будто задумался, презрительно глядя
на свои желтые иссохшие
ноги.
Толпа скучиваясь зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь
ногами, в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено
на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала как быть. Но опять сознание того, что она — представительница отца и брата, придало ей силы и она смело начала
свою речь.
Генерал садился
на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к
своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер влез
на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых
ног к животу лошади, и чувствуя, что очки его спадàют и что он не в силах отнять рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших
на него.
Он ходил по лугу, волоча
ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая
свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгивал цветки полыни, растущие
на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто-горькому, крепкому запаху.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл
свои ноги, с которых действительно свалилась шинель.
На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но всё это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
Шатаясь
на своих длинных, худых
ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что-то хриплым голосом и делая знаки, чтоб он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные, агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно-желтым белкам.
Скинув платье и надев кофту, она, подвернув
ноги, села
на приготовленную
на полу постель и, перекинув через плечо наперед
свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший всё время от боли в
ноге, давно уже видел всё, чтò делалось и старательно закрывая простыней
свое неодетое тело, ежился
на лавке.
— Батюшка! Отец! — закричала она, хватая его за
ноги. — Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, — крикнула она
на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая
свои длинные зубы.
Он бросился
на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть
свой тесак, уже сбил его с
ног и молотил по нем кулаками.
Рядом с ним сидел согнувшись какой-то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пòта, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что-то делал в темноте с
своими ногами и, несмотря
на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал
на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то в даль за реку, то
на собаченку, притворявшуюся, что она не
на шутку хочет укусить его, то
на свои босые
ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами.
И всякий раз, как он взглядывал
на свои босые
ноги,
на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав
ноги и опустив голову, сел
на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал
своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди
на этот странный, очевидно-одинокий смех.
Кутузов сидел, спустив одну
ногу с кровати и навалившись большим животом
на другую, согнутую
ногу. Он щурил
свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, чтò занимало его.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой
на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их,
свои босые
ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Лошадей подали. Денисов рассердился
на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за
ногу, но Петя, не чувствуя
своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь
на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал от того, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая
на голой, сырой земле, остужая одну сторону и согревая другую; что, когда он бывало надевал
свои бальные, узкие башмаки, он точно так же страдал как и теперь, когда он шел уже совсем босой (обувь его давно растрепалась),
ногами, покрытыми болячками.