Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл
достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стòило любить их.
Неточные совпадения
La crême de la véritable bonne société [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из Mortemart’a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого
человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d’un homme de beaucoup de mérite, [
человека с большими
достоинствами,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
— Le Prince Hyppolite Kouraguine — charmant jeune homme. M-r Kroug chargé d’affaires de Kopenhague — un esprit profond, и просто: M-r Shittoff un homme de beaucoup de mérite [ — Князь Ипполит Курагин, милый молодой
человек. Господин Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум… и просто: господин Шитов,
человек с большими
достоинствами.] про того, который носил это наименование.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с
людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих
достоинств.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про
достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой
человек с блестящею карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Она была окружена молодыми
людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее
достоинства.
Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить свое
достоинство и чувствовал необходимость возражать; но, как
человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором очевидно находился Наполеон.
Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de mérite, [
человека с большими
достоинствами,] рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником Петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот
человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
9-го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l’homme de beaucoup de mérite. [
человеком с большими
достоинствами.] L’homme de beaucoup de mérite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя,
человека, достигшего цели своих желаний.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище 80-ти тысяч
человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, — как ни странно кажется это предположение, но человеческое
достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше
человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самые плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные
люди в целых томах доказывают
достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Власть эта не может быть основана на преобладании нравственной силы, ибо, не говоря о людях-героях, как Наполеоны, о нравственных
достоинствах которых мнения весьма разноречивы, история показывает нам, что ни Людовики ХІ-е, ни Метернихи, управлявшие миллионами
людей, не имели никаких особенных свойств силы душевной, а напротив, были по бòльшей части нравственно слабее каждого из миллионов
людей, которыми они управляли.
Принял он Чичикова отменно ласково и радушно, ввел его совершенно в доверенность и рассказал с самоуслажденьем, скольких и скольких стоило ему трудов возвесть именье до нынешнего благосостояния; как трудно было дать понять простому мужику, что есть высшие побуждения, которые доставляют человеку просвещенная роскошь, искусство и художества; сколько нужно было бороться с невежеством русского мужика, чтобы одеть его в немецкие штаны и заставить почувствовать, хотя сколько-нибудь, высшее
достоинство человека; что баб, несмотря на все усилия, он до сих <пор> не мог заставить надеть корсет, тогда как в Германии, где он стоял с полком в 14-м году, дочь мельника умела играть даже на фортепиано, говорила по-французски и делала книксен.
— А я, — продолжал Обломов голосом оскорбленного и не оцененного по
достоинству человека, — еще забочусь день и ночь, тружусь, иногда голова горит, сердце замирает, по ночам не спишь, ворочаешься, все думаешь, как бы лучше… а о ком?
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим
достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный
человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Правдин. Вы говорите истину. Прямое
достоинство в
человеке есть душа…
Стародум. О! Когда же вы так ее любите, то должен я вас обрадовать. Я везу ее в Москву для того, чтоб сделать ее счастье. Мне представлен в женихи ее некто молодой
человек больших
достоинств. За него ее и выдам.
Софья. Ваше изъяснение, дядюшка, сходно с моим внутренним чувством, которого я изъяснить не могла. Я теперь живо чувствую и
достоинство честного
человека и его должность.
Он приписывал это своему
достоинству, не зная того, что Метров, переговорив со всеми своими близкими, особенно охотно говорил об этом предмете с каждым новым
человеком, да и вообще охотно говорил со всеми о занимавшем его, неясном еще ему самому предмете.