Неточные совпадения
Главное удовольствие и потребность этих
людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза свою мрачную, упорную
деятельность.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранцев (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственною
людям в
деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и
деятельности, которые испытывает
человек во время страдания.
Слышал ли он или сам вел ничтожные разговоры, читал ли он или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался как прежде: не спрашивал себя из чего хлопочут
люди, когда всё так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной
деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить.
Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действия одного
человека, царя, полководца, как сумму произволов
людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в
деятельности одного исторического лица.
Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн, и чтобы возможно было найти законы войны в личной
деятельности одного
человека.
Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит
деятельность всякого главнокомандующего.
Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия
деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1-го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в 5-ти верстах от Москвы, вопроса этого не могло быть.
Только одна бессознательная
деятельность приносит плоды и
человек играющий роль в историческом событии никогда не понимает его значения.
Но стòит только вникнуть в сущность каждого исторического события, т. е. в
деятельность всей массы
людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима.
Кутузов же, тот
человек, который от начала и до конца своей
деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный в истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, — Кутузов представляется им чем-то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12-м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
Но этот самый
человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою
деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с тою единственною целью, к достижению которой он шел во время всей войны.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к
деятельности масс целей, которые были в голове десятка
людей, легко, так как всё событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый
человек, один в противность мнению всех, мог угадать так верно значение народного смысла события, что ни разу во всю свою
деятельность не изменил ему?
Побуждения
людей, стремившихся со всех сторон в Москву, после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время, большею частью — дикие животные. Одно только побуждение было общее всем, — это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей
деятельности.
Описывая
деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, чтò они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные
люди того времени, от Александра и Наполеона до m-me Staël, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
Чтò же сталось бы тогда с
деятельностью всех тех
людей которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, — с
деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна?
Прежние историки часто употребляли один простой прием для того, чтоб описать и уловить кажущуюся неуловимой — жизнь народа. Они описывали
деятельность единичных
людей, правящих народом; и эта
деятельность выражала для них
деятельность всего народа.
Но, несмотря на все их старания показать, что причина события лежала в умственной
деятельности, только с большою уступчивостью можно согласиться с тем, что между умственною деятельностию и движением народов есть что-то общее, но уже ни в каком случае нельзя допустить, чтоб умственная
деятельность руководила действиями
людей, ибо такие явления, как жесточайшіе убийства французской революции, вытекающие из проповедей о равенстве
человека, и злейшие войны и казни, вытекающие из проповеди о любви, противоречат этому предположению.
До тех пор пока пишутся истории отдельных лиц, — будь они Кесари, Александры или Лютеры и Вольтеры, а не история всех, без одного исключения всех,
людей, принимающих участие в событии, — нет возможности не приписывать отдельным лицам силы, заставляющей других
людей направлять свою
деятельность к одной цели. И единственное известное историкам такое понятие есть власть.
Но так как ничем не доказано, чтобы цель человечества состояла в свободе, равенстве, просвещении или цивилизации, и так как связь масс с правителями и просветителями человечества основана только на произвольном предположении, что совокупность воль масс всегда переносится на те лица, которые нам заметны, то и
деятельность миллионов
людей, переселяющихся, сжигающих дома, бросающих земледелие, истребляющих друг друга, никогда не выражается в описании
деятельности десятка лиц, не сжигающих домов, не занимающихся земледелием, не убивающих себе подобных.
С одной стороны, рассуждение показывает, что выражение воли
человека — его словà суть только часть общей
деятельности, выражающейся в событии, как, например, в войне или революции; и потому без признания непонятной, сверхъестественной силы — чуда, нельзя допустить, чтобы словà могли быть непосредственною причиной движения миллионов; с другой стороны, если даже допустить, что словà могут быть причиной события, то история показывает, что выражения воли исторических лиц во многих случаях не производят никакого действия, т. е., что приказания их часто не только не исполняются, но что иногда происходит даже совершенно обратное тому, что ими приказано.
Для общей
деятельности,
люди складываются всегда в известные соединения, в которых, несмотря на различие цели, поставленной для совокупного действия, отношение между
людьми, участвующими в действии, всегда бывает одинаковое.
То же отношение лиц между собою обозначается во всяком соединении
людей для общей
деятельности, — в земледелии, торговле и во всяком управлении.
Итак, не разделяя искусственно всех сливающихся точек конуса, — всех чинов армии, или званий и положений какого бы то ни было управления, или общего дела, от низших до высших, мы видим закон, по которому
люди для совершения совокупных действий слагаются всегда между собой в таком отношении, что чем непосредственнее они участвуют в совершении действия, тем менее они могут приказывать и тем их большее число; и чем меньше то прямое участие, которое они принимают в самом действии, тем они больше приказывают и тем число их меньше; пока не дойдем таким образом, восходя от низших слоев, до одного последнего
человека, принимающего наименьшее прямое участие в событии и более всех направляющего свою
деятельность на приказывание.
Тот, кто больше работал руками, мог меньше обдумывать то, что он делал, и соображать то, чтò может выйти из общей
деятельности, и приказывать. Тот, кто больше приказывал, вследствие своей
деятельности словами, очевидно мог меньше действовать руками. При большем сборище
людей, направляющих
деятельность на одну цель, еще резче отделяется разряд
людей, которые тем менее принимают прямое участие в общей
деятельности, чем более
деятельность их направлена на приказывание.
Человек, когда он действует один, всегда носит сам в себе известный ряд соображений, руководивших, как ему кажется, его прошедшею
деятельностью, служащих для него оправданием его настоящей
деятельности и руководящих его в предположении о будущих его поступках.
Точно то же делают сборища
людей, предоставляя тем, которые не участвуют в действии, придумывать соображения, оправдания и предположения об их совокупной
деятельности.
2) Движение народов производит не власть, не умственная
деятельность, даже не соединение того и другого, как то думали историки, но
деятельность всех
людей, принимающих участие в событии и соединяющихся всегда так, что те, которые принимают наибольшее прямое участие в событии, принимают на себя наименьшую ответственность; и наоборот.
Если подвергая себя наблюдению,
человек видит, что воля его направляется всегда по одному и тому же закону (наблюдает ли он необходимость принимать пищу, или
деятельность мозга, или что бы то ни было), он не может понимать это всегда одинаковое направление своей воли иначе как ее ограничение. То, что не было бы свободно, не могло бы быть и ограничено. Воля
человека представляется ему ограниченною именно потому, что он сознает ее не иначе, как свободною.
Души и свободы нет, потому что жизнь
человека выражается мускульными движениями, а мускульные движения обусловливаются нервною
деятельностью; души и свободы нет, потому что мы в неизвестный период времени произошли от обезьян, — говорят, пишут и печатают они, вовсе и не подозревая того, что, тысячелетия тому назад, всеми религиями, всеми мыслителями не только признан, но никогда и не был отрицаем тот самый закон необходимости, который с таким старанием они стремятся доказать теперь физиологией и сравнительной зоологией.
Если
люди произошли от обезьян в неизвестный период времени, то это столь же понятно, как и то, что
люди произошли от горсти земли в известный период времени (в первом случае X есть время, во втором происхождение), и вопрос о том, каким образом соединяется сознание свободы
человека с законом необходимости, которому подлежит
человек, не может быть разрешен сравнительною физиологией и зоологией, ибо в лягушке, кролике и обезьяне мы можем наблюдать только мускульно-нервную
деятельность, а в
человеке — и мускульно-нервную
деятельность, и сознание.
Какое бы мы ни рассматривали представление о
деятельности многих
людей или одного
человека, мы понимаем ее не иначе, как произведением отчасти свободы
человека, отчасти законов необходимости.
Но если мы видим хоть какое-нибудь отношение его к тому, чтò окружает его, если мы видим связь его с чем бы то ни было, с
человеком, который говорит с ним, с книгой, которую он читает, с трудом, которым он занят, даже с воздухом, который его окружает, с светом даже, который падает на окружающие его предметы, мы видим, что каждое из этих условий имеет на него влияние и руководит хотя одною стороной его
деятельности.