Неточные совпадения
— Скажите, — прибавил он, как будто только что вспомнив что́-то и особенно-небрежно, тогда как
то, о чем он спрашивал, было
главною целью его посещения, — правда, что l’impératrice-mère [вдовствующая императрица] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену?
— Lise! — только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и,
главное, уверение в
том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала...
— Ну, ну, Митенька, смотри, чтобы всё было хорошо. Так, так, — говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. —
Главное — сервировка. То-то… — И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
Разговор зашел о
главной городской новости
того времени — о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухова и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
Так как
главное условие для деятельности есть порядок,
то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности.
Адъютант был прислан из
главного штаба подтвердить полковому командиру
то, чтò было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно
то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в
том положении, в котором он шел — в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
Князь Андрей был один из
тех редких офицеров в штабе, который полагал свой
главный интерес в общем ходе военного дела.
11 октября, в
тот самый день, когда в
главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по-старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли
главную игру его физиономии.
То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху,
то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
Полковой командир, в
ту самую минуту, как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что́ случилось что-нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в
ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста-полковника и свою генеральскую важность, а
главное — совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпа̀вших, но счастливо миновавших его пуль.
До полудня 19-го числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одною
главною квартирой императоров; после полудня
того же дня движение передалось в
главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19-го на 20-е поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80-ти тысячная масса союзного войска.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись
главные силы французской армии к
тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
Действительно, другой француз, с ружьем на-перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего
того, чтó ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкою палкой кто-то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а
главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть
то, на чтó он смотрел.
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить.
Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли
главное основание его горячечных представлений.
Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о
том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12-м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал
главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этою улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
Как будто в голове его свернулся
тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь.
— Теперь я должен открыть вам
главную цель нашего ордена, — сказал он, — и ежели цель эта совпадает с вашею,
то вы с пользою вступите в наше братство.
Словом, мы думали внушить им только страх нашею военною атитюдой, но кончается
тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и,
главное, за прусского короля и заодно с ним.
Искушения по отношению
главной слабости Пьера,
той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и,
главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без
того были совершенно счастливы.
— Да это всё
тот же я, это не другие, — сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это
главный источник заблуждения и зла. Le prochain [Ближние.] это
те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
Уже смеркалось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к
главному подъезду Лысогорского дома. В
то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
— Charmée de vous voir. Je suis très contente de vous voir, [ — Очень рада вас видеть. Очень рада.] — сказала она Пьеру, в
то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его с женою, а
главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
В Ростове, так же как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями,
тот переворот, который произошел в
главной квартире и в Борисе.
Ни у кого из
того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и,
главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых.
Вообще
главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову
та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё-таки выразить всего
того, чтó думаешь, и никогда не приходило сомнение в
том, что не вздор ли всё
то, чтó я думаю и всё
то, во чтó я верю? И этот-то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Даже
те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как
главная потребность Пьера состояла именно в
том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а
главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на
то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения.
Николушка и его воспитание, André и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме
того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей
главное утешение в ее жизни.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А
главное: я стареюсь, вот что́! Уже не будет
того, что́ теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, — а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что
главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам
того времени
то, что необходимо было восстановить les bons principes, [хорошие принципы,] а дипломатам
того времени
то, что всё произошло от
того, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона, и что неловко был написан memorandum за № 178.
Колебания о
том, какой план из всех
тех, которые предлагались, должен быть принят, еще более усилились после месячного пребывания императора в
главной квартире.
Необычайно странно было Балашеву после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа
тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное, а
главное непочтительное отношение к себе грубой силы.
Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в
том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза свою мрачную, упорную деятельность.
После всего
того, что̀ сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних, сухо сказанных слов: «je ne vous retiens plus, général, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его — оскорбленного посла и,
главное, свидетеля его непристойной горячности. Но к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил приглашение в этот день к столу императора.
Главнее всего ему было
то, что он искал и не находил
той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
Кроме
того при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской
главной квартиры.
Кроме
того, без должности при государе находились: Аракчеев — бывший военный министр, граф Бенигсен — по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев — канцлер, Штейн — бывший прусский министр, Армфельд — шведский генерал, Пфуль —
главный составитель плана кампании, генерал-адъютант Паулучи — сардинский выходец, Вольцоген и многие другие.
В
той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при
главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, чтò немыслимо бы было в другое время.
Из всех этих партий в
то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно-опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на всё, чтò делалось при штабе
главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
В
то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из
главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества —
то самое (на сколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было
главною причиной торжества России, было представлено государю и принято им, как предлог для оставления армии.
По
тому тону, с которым с ним обращались придворные, по
тому, чтò позволил себе сказать Паулучи императору, но
главное по некоторой отчаянности выражений самого Пфуля, видно было, что другие знали, и он сам чувствовал, что падение его близко.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и
главное, распространилось
то возбужденно-веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в
том неясном представлении, что он — l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно, и что поэтому ему не должно предпринимать ничего, и ждать
того, чтò должно совершиться.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом, и знал, что
главное средство для
того, чтобы люди повиновались, состоит в
том, чтобы не показывать им сомнения в
том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю-с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в
том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
Кутузов слушал доклад дежурного генерала (
главным предметом которого была критика позиции при Цареве-Займище), так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет
тому назад прения Аустерлицкого военного совета.
— Благодарю вашу светлость, — отвечал князь Андрей, — но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, — сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. — А
главное, — прибавил князь Андрей, — я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас,
то поверьте…
«А
главное», думал князь Андрей, «почему веришь ему, это
то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это
то, что голос его задрожал, когда он сказал: «до чего довели!» и что он захлипал, говоря о
том, что он «заставит их есть лошадиное мясо».
Во второй афише говорилось, что
главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгенштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться,
то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене.